Больше сил экспериментировать не было, еще чуть-чуть, и Дерри уедет вообще без нее. Ладно хоть у Оли был пузырек замечательных духов с легким ароматом корицы и апельсина.
Наконец-то выпроводив подругу, Оля в первый раз за день присела. В круговерти сборов она умудрилась не столкнуться с герцогом нос к носу, чему была несказанно рада. Тем более, что и сам Стик, судя по всему, не горел желанием оставаться с девушкой наедине. Оля сделала из такого поведения соответствующие выводы, и навязываться не стала. В конце концов, вчерашний поцелуй был всего лишь глупой случайностью, а значит, и отношение к нему должно быть соответствующее. В общем-то, никто ничего иного и не предлагал. Так и стоит ли заморачиваться по этому недостойному поводу? От подобных мыслей стало значительно легче, и вечером Оля была мила, невозмутима и спокойна. Правда, вежливая улыбка на непроницаемом герцогском лице все равно разозлила девушку. У Стика при виде нее не дрогнул ни один мускул, и ничто в его облике не говорило о том, что он помнит вчерашний вечер. Чтобы не смотреть на лицемерную аристократическую рожу, Ольга быстро съела причитающуюся ей кашу с мясом, ополоснула тарелки и сбежала сдаваться магам на опыты. Дир и Калларион давно порывались получше изучить изменения, произошедшие в организме девушки, но только сейчас выдалась свободная минута для исследования. Озабоченное заявление Стикура о том, что рядом с хижиной есть чьи-то незнакомые следы, просто проигнорировали, увлеченные магическим экспериментом.
Быть подопытной Ольге совершенно не понравилось, так как для начала ее опоили какой-то мутной, дурно пахнущей гадостью, а затем уложили на шкуры в углу кладовки, приспособленной магом под кабинет. Словно в наркотическом дурмане, Ольга провалялась около двух часов, а когда пришла в себя, то поняла, что не в состоянии даже поинтересоваться, как прошел эксперимент, и что Дир с Келлом смогли обнаружить. У нее только получилось пробормотать что-то неразборчивое про усталость и на негнущихся ногах уползти спать.
Карета ехала очень медленно, подпрыгивая на каждой кочке. Даже выпавший снег не смог выровнять колею, разве что скрыл самые глубокие ямы, сделав их менее опасными для колес. Короткий зимний день клонился к вечеру. Закатная дымка окутала нижнюю половину неба. Практически стемнело, а до Влекрианта оставалось несколько часов езды. Анет уже на полном серьезе думала, что, пойди они с Дерри пешком, уже давно были бы в городе. Вера в то, что ворота города к приезду молодых людей все еще будут открыты, постепенно таяла, а ночевать в карете не хотелось. Конечно, оставалась призрачная надежда договориться со стражей на воротах, но в успех верилось с трудом. Все зависело от настроения стражников и убедительности доводов Дерри.
Практически всю дорогу до Влекрианта ксари был излишне задумчив и почти постоянно молчал, лишь изредка нехотя отвечая на вопросы короткими односложными фразами. Несколько последних ночей ему снова и снова снилась Лина, она манила и завораживала, парень пытался сопротивляться затягивающему омуту ее глаз, но раз за разом сдавал позиции. Она пыталась заговорить, он сначала уходил, а потом… потом возвращался, кидаясь в горячие объятия. Все чувства, мысли, переживания и даже физические ощущения, похороненные пять лет назад, снова оказались вытянуты на поверхность и причиняли Дерри почти физическую боль. Во сне он боролся со своими страстями, пытаясь уйти прочь, и неизменно проигрывал. Просыпаясь, мучительно остро ощущал, что предает себя, и, о ужас, Анет. Все это настолько вымотало его и выбило из колеи, что ксари чувствовал себя не лучшим образом. Хуже всего было то, что он не мог объяснить, откуда взялись эти сны, как с ними бороться и что они означают.
Анет сидела, прислонившись к стенке и делала вид, будто дремлет, разглядывая из-под полуопущенных ресниц сидящего напротив в небрежной позе попутчика. В полумраке кареты можно было пялиться на Дерри безнаказанно, не опасаясь быть застуканной за этим занятием, и девушка просто пользовалась случаем, запечатлевая в памяти каждую черточку его лица: изгиб бровей, разрез глаз, ироничную усмешку губ, сильную шею, виднеющуюся в расстегнутом воротнике камзола. Смотреть, запоминать и мечтать – это все, что Анет могла себе позволить. В отличие от Оли, она не собиралась идти напролом, хоть и понимала, что, может быть, это единственный шанс добиться взаимности. Сломить его защиту, вытащить чувства на волю, заставить побороть скромность и былые печали… но на это Анет решиться не могла. Дерри, с его сильной, притягательной внешностью и холодным, неприступным взглядом в прямом смысле слова завораживал ее, делая слабее и глупее. Девушка теряла возможность нормально двигаться и связно говорить. «Может, мне опять стоит дерябнуть чего-нибудь для смелости? – думала она. – Например, самогона… нет, самогона что- то не хочется, лучше вина. Хотя, вино, скорее всего, не поможет, нужно что-то покрепче, допустим, коньяк. Правда, я его тоже не люблю, но для такой цели можно и потерпеть», – она с тоской бросила взгляд на профиль Дерри, словно выточенный из мрамора. В холодном свете луны казалось, что с кожи ксари сошел весь загар. На какое-то время даже почудилось, что рядом едет ожившая статуя из льда, которую невозможно отогреть, не уничтожив. Стоит только прикоснуться теплыми ладонями, и она исчезнет, словно мираж, утекая сквозь пальцы ручейками холодной талой воды.
– Что ты молчишь? – поинтересовалась Анет, пытаясь прогнать наваждение.
– Да так, настроения нет разговаривать, прости, – на общение Дерри был, судя по всему, не настроен. Девушка закусила губу, размышляя, и все же решилась задать интересующий ее вопрос напрямую и будь, что будет.
– Я тебе совсем не нравлюсь, да? – грустно спросила она. И тут же пожалела о вырвавшихся словах, но отступать было некуда.
– Почему? – удивился Дерри, – нравишься, иногда даже очень. Но это не играет никакой роли.
– Но… – Анет застыла с открытым ртом, – почему?
– Почему? – ксари усмехнулся. – Меня рано или поздно убьют, Сарт или кто-то другой, это нужно воспринимать как должное. Я уже давно смирился с тем, что скрываться вечно невозможно. Мне бы не хотелось, что бы из-за меня пострадал еще кто-то, например, ты. Это первое, а второе – ты создала для себя сказку, которая не соответствует истине, я не такой, каким кажусь.
– А какой ты?
– Тебе лучше не знать. Ты еще совсем ребенок и я не могу себе позволить пойти на поводу у твоей прихоти, потому что знаю: я буду об этом очень сильно жалеть, и ты будешь жалеть. Не искушай меня, просто не надо. Зачем?
– Почему ты решаешь за меня? – взорвалась обиженная Анет. – Почему ты отказываешься понять, что я не ребенок, ты немногим старше меня. Да, ко мне жизнь была более благосклонна, нежели к тебе. Но это не значит, что я ребенок и не знаю, чего хочу. Знаю, и не тебе решать насколько мне это нужно.
– Да? А я думаю, что между нами бездна, – ухмыльнулся Лайтнинг, наклонился вперед, взяв Анет за руку, и медленно потянул ее на себя. Карету в очередной раз тряхнуло и, потеряв равновесие, девушка упала на грудь ксари. Даже сквозь толстый камзол было слышно, как бьется сердце Дерри. Анет попыталась отстраниться, но оказалась зажата в тисках сильных рук и ног. Казалось, что тело парня высечено из камня, только камень дышащий и теплый. От этого ощущение становилось еще более непонятным и пугающим. Девушка не могла отодвинуться от груди ксари даже на миллиметр, словно ее обнимала статуя. Анет испуганно уставилась на губы молодого человека, находящиеся совсем близко, и судорожно сглотнула, не зная как ей поскорее оказаться на безопасном расстоянии.
– Что случилось? – с издевкой в голосе произнес он, слегка ослабив хватку, чтобы девушка могла отстраниться. – Ты же знаешь, чего хочешь, почему ты молчишь, дрожишь и не пользуешься ситуацией?
Анет упрямо выставила подбородок и, не желая сдаваться, посмотрела в глаза ксари из-под полуопущенных ресниц. Ее тело расслабилось, крепче прижимаясь к стальным мышцам, а губы осторожно приблизились к его губам. В тот же миг Дерри резко разжал руки, отталкивая девушку от себя со словами:
– Нет, Анет, – глаза парня горели недобрым огнем, – не пытайся играть со мной, иначе, действительно, пожалеешь. Со мной этот номер не пройдет. Если и будет какая игра, то только по моим правилам, ясно?
– Я вообще тебя не понимаю, – огрызнулась девушка. – К чему весь этот спектакль, а? Ты просто сам боишься меня, как огня! Поэтому и не подпускаешь к себе. Это ты, как ребенок, не знаешь, чего хочешь! Ты сначала идешь навстречу, а как только я оказываюсь достаточно близко к тебе, позорно отступаешь, прикрываясь глупыми отговорками или высокими идеалами. Знаешь, с тобой даже играть неинтересно, и так понятно, чем закончится партия.
