Мальчик пожал плечами, как будто утратив всякий интерес к разговору.
— Мама знала много всяких стишков.
Он отряхнул Гарднера сзади:
— Как вы себя чувствуете?
— Парень, — с чувством заявил Гарднер, пользуясь словами Эда Вандерса и Тули Капферберга, — я чувствую себя, как игрушка-самоделка.
— Вы выглядите так, будто пьете без перерыва уже давно.
— Да? И откуда же тебе это известно?
— От мамы. Она после пьянки всегда выглядела так, будто призраки долго мяли и трепали ее.
— Она пила?
— Да. Погибла в автомобильной катастрофе.
Мальчик всем своим видом показывал, что больше не настроен говорить об этом: он смотрел в небо, как бы разыскивая там что-то. Гарднер тоже поднял глаза. В небе кружила чайка. Он переводил взгляд с чайки на мальчика, испытывая при этом странное чувство. Все происходящее было как бы пророчеством. Мальчик знал считалочку про вымышленных призраков. Сколько детей в мире знают ее? И кто, как этот мальчик, сочетает в себе два момента:
а) знает считалочку и б) потерял мать из-за пьянства?
Порывшись в кармане, мальчик достал старый рыболовный крючок. Счастливы молодые, — подумал Гард и улыбнулся.
— Вы, наверное, праздновали Четвертое?
— Праздновал… что?
— Четвертое июля, конечно!
Двадцать шестое июня было… он попытался произвести обратный отсчет дням. Боже правый! Восемь дней выпали из жизни! Что он мог натворить за это время? А может… Может, он кого-нибудь ударил? Кого же? Он не знает. Лучше поскорее найти телефон, позвонить Бобби и покончить со всем этим, пока он не начал вспоминать.
— Мистер, где вы так поцарапали лицо?
— Это шрам. Заработал, когда катался на коньках.
— Вы могли остаться без глаза.
— Да, могло быть хуже. Ты не знаешь, где здесь есть телефон-автомат?
Мальчик указал рукой куда-то вдаль — там виднелись невысокие постройки. Черт, до них было не меньше мили. Песок, песок, песок… Как в пустыне. Гарднер помедлил немного, собираясь с мыслями. Что же эти постройки напоминают?
— Так это, кажется, Альгамбра?
— Да, именно она.
— Спасибо, — сказал Гард и тронулся с места.
— Мистер?..
Он обернулся.
— А разве вы не заберете этот последний блокнот? — Мальчик указал на третью записную книжку, смытую прибоем. — Его можно просушить.
Гарднер отрицательно покачал головой.
— Парень, — сказал он, — я не в состоянии просушить даже себя.
— Вы уверены, что я не могу вам чем-нибудь помочь?
Гарднер, улыбаясь, вновь покачал головой.
— Береги себя, ладно? Осторожней в море.
— Знаю. Мама всегда так говорила, пока… ну вы уже знаете…
— Да. Как тебя зовут?
— Джек. А вас?
— Гард.
— Счастливого Четвертого июля, Гард!
— Счастливого Четвертого июля, Джек. И берегись призраков.
— Приходящих со двора, — мальчик кивнул и грустно посмотрел вслед Гарду, как будто знал что-то очень важное и печальное.
Гарднер шел к Альгамбре, а она все не приближалась… Голова гудела от боли; сердце, казалось, выскочит сейчас из груди.
Помедленнее, или ты заработаешь сердечный приступ. Или инфаркт. Или и то, и другое.
Он несколько замедлил шаг… Боже, какой абсурд! Он планирует, что сделает через пятнадцать минут, а ведь простейший, элементарнейший приступ — и все будет кончено! Нужно постараться успокоиться.
Гарднер вновь пошел вперед, а пульсирующая боль в висках постепенно становилась звенящими в голове строками считалочки:
Он остановился. Что значит весь этот бред про призраков?
Вместо ответа в глубине его сознания родился голос, который гулко прошептал: Бобби в беде.
Гарднер пошел, сначала медленно… потом все быстрее. Он почти бежал. Как и другая детвора, — думал он, — я призраков боюсь.
Он взбежал по гранитной лестнице, ведущей к отелю, зажимая рукой нос, из которого вдруг снова хлынула кровь.
Гарднер пробыл в холле отеля не более одиннадцати секунд, но этого вполне хватило, чтобы клерк увидел, что он разут. Клерк кивнул швейцару, и тот, не обращая внимания на протестующие вопли Гарда, выволок его на улицу.
Они должны были пропустить меня, даже если на мне нет ботинок, — негодовал Гард. — Черт побери, я должен обуться!
Увидев себя в зеркале двери, он остался крайне недоволен своим видом. Он явно не вписывался в окружающий мир, где мужчины были джентльменами, а женщины — красавицами. Он же напоминал нищего.
Гард спросил у прохожего, где здесь ближайший телефон-автомат. Ему указали на бензоколонку. Проклиная все на свете, он направился к ней, а в голове у него все стучали незатейливые рифмы. Вчера, сегодня и всегда, и там они, и тут — лишь ты уснешь, как со двора в дом призраки придут.
Он вспомнил, что рассказывала о призраках его мать. Он не мог вспомнить точно ее слова, но у него с детства осталась убежденность, что призраки огромного роста, приходят, когда всходит луна, и прячутся в ночных тенях. А разве ему, долго не засыпавшему, в детстве не мерещились эти призраки, вырастающие из ночных теней?
Гарднер бессознательно поежился.
Он подошел к колонке. Автомат стоял прямо перед ней. Гарднер вошел в кабину, снял трубку и набрал ноль. Голос робота попросил его назвать номер кредитной карточки или повторить набор нуля, чтобы связаться с оператором. Гарднер вновь набрал ноль.
— Привет, с праздником, это Элейн, — прозвучал веселый голосок. — Чем могу помочь?
— Привет, Элейн! Я хотел бы, чтобы вы соединили меня с одним абонентом, сказав ему, что это звонит Джим Гарднер. Нет, погодите, не так. Скажите ей просто, что звонит Гард.
Он назвал номер и стал ждать. В небе сияло солнце. На горизонте плыли облака.
Я собираюсь разбудить тебя, Бобби… — думал он. — Собираюсь разбудить, но это только сегодня. Больше этого не повторится. Я обещаю тебе это.
— Ваш абонент не отвечает, — раздался голос оператора. — Может, попытаемся еще раз позвонить попозже?
— Да, возможно. Вы очень милы.
— Спасибо, Гард.
Он убрал трубку от уха. На мгновение ему показалось, что ее голос похож на голос Бобби…
Элейн. Элейн. Не Бобби. Но…
Она назвала его Гард. На свете только Бобби называла…
Но ты же сам попросил ее сказать, что это звонит Гард!
Что ж. Вполне приемлемое объяснение.
Бобби в беде.
Почему ты так решил? Бобби сказала бы, что тебе мерещится невесть что. Ее телефон не отвечает? Да она просто могла уехать куда-нибудь на праздники, вот и все.
Да. Конечно. Она вполне могла уехать, например, к своей милой сестричке.
Но ему никак не удавалось отогнать от себя эту назойливую мысль: Бобби в беде.
Интуиция превратилась в уверенность. И чепуха это или нет, он должен убедиться сам.
— Наверное, призраки утащили ее, — вслух сказал он и затем рассмеялся — сухим, коротким смешком. Он сходит с ума — значит, все идет как надо.
