— Сахар? — спросила она.
— Нет. Без сахара и без молока.
Джем исподтишка разглядывал Элоиз. Она кажется такой юной. Теперь в ней нет той изощренной эффектности, которая была прежде. Без каблуков она едва достигает его плеча. Она опасна для дорогих ему людей. Так почему же у него возникло странное желание защитить ее?
А что, если она говорит правду?
Вдруг Элоиз на самом деле дочь Лоренса? Значит, отчим — не тот высокоморальный человек, каким он его всегда считал.
Она зажгла лампу. Вспыхнувшие огоньки осветили ее лицо. Мгновение Элоиз неподвижно глядела на них, потом уселась в кресло.
Джем осторожно поставил поднос на старый сундук, использовавшийся как столик. Он чуть не спросил, не материнское ли это наследство, но вспомнил, что ее мать умерла.
Не стоит об этом говорить. Не надо напоминать о письме, которое та оставила.
Возможно, у нее когда-то и был роман с виконтом. Некоторое время назад Джем был готов поклясться, что это невозможно, но теперь…
Мысль, что виконт мог бросить свое дитя, была непереносима. Любой, знающий Лоренса, этому не поверит.
Для него семья имела огромное значение. Долг и забота. Это привлекло мать Джема, и она вторично вышла замуж.
Брак оказался удачным, мать была счастлива.
Джем наблюдал, как Элоиз нервно теребит салфетку.
— Кофе?
Она вздрогнула.
— Извините. Я задумалась.
Джем был растерян. Странно. Почему он здесь? У него были совсем другие намерения. Он только хотел предостеречь ее, показать, что Лоренс не одинок. У него есть семья, которая его защитит.
Элоиз налила в одну чашку молока и жестом предложила ему взять другую.
— Благодарю. — Он сел на диван. Она выглядела усталой. Под глазами залегли тени, ему стало ее жаль. Неудивительно. Жизнь у нее нелегкая. — Отличный кофе, — сказал Джем, чтобы прервать молчание.
— Да. — Она поглядела на него усталыми карими глазами.
И опять воцарилось молчание.
Джем давно не испытывал такой неловкости. Он стремился к этой встрече, даже преследовал Элоиз, испугал. Решил, что нужно прояснить ситуацию… но теперь не мог начать разговор.
Девушка оказалась такой хрупкой. Он представлял ее совсем другой. Зная репутацию Элоиз в «Имидже», он ожидал встретить сильную женщину, а не бабочку с поникшими крылышками.
Джем улыбнулся и отхлебнул кофе. Бабочка — подходящий для нее образ. Особенно когда он увидел Элоиз впервые. Невероятно красивая. Неземная и хрупкая.
Джем опять взглянул на нее. Следует продолжить с того, на чем они остановились.
— Когда умерла ваша мама?
— Шесть лет назад, — послышался тихий ответ. — Двадцать восьмого ноября. Я была в университете. Мне позвонили.
Он подумал о том горе, которое она испытала.
Наступила глубокая тишина, нарушаемая лишь равномерным тиканьем часов. Джем наблюдал, как на красивом лице Элоиз отражаются переживания.
Она действительно была прекрасна, являя собой тот тип женщин, ради которых в прошлые века мужчины с радостью жертвовали собой. Была ли ее мать так же красива? Был ли Лоренс в нее безумно влюблен?
— Как ее звали? — Джем знал ответ, но ему хотелось, чтобы Элоиз заговорила. Он стремился понять, что же все-таки происходит.
— В-ванесса. Ванесса Лоутон. — Она вытерла глаза.
Джему неудержимо захотелось обнять ее, защитить.
Он твердо знал, что верить ей нельзя, но почему-то верил. Она искренне считает виконта Пулборо своим отцом. И уверена, что тот бросил их с матерью.
— Сколько лет было вашей матери? — неловко поерзав, задал Джем следующий вопрос.
— Сорок.
Сорок. Совсем молодая. Лоренсу семьдесят три. Джем лихорадочно подсчитывал в уме разницу в возрасте… Двадцать семь лет. Черт! Он нахмурился.
— А у вас сохранилось письмо вашей матери?
— Конечно, — изумленно ответила Элоиз. Она достала из книжного шкафа картонную папку и, вынув верхний листок, протянула ему. — Это ее почерк.
Джем не сомневался. Что бы здесь ни происходило, не Элоиз это придумала.
— Можно я прочту? — спросил он и вдруг засомневался — стоит ли.
Она жестом разрешила. Джем взял листок и стал читать о том лете в Колдволтхэмском аббатстве.
Каждое предложение, каждый абзац оставляли рубцы на его сердце. Он взглянул на Элоиз. Она сидела в кресле, вертя в руках чашку.
— То есть вам сейчас двадцать восемь?
— Двадцать семь.
— Двадцать семь. — Он опять вернулся к письму. Все описания Колдволтхэма были краткими, но точными. Но среди служащих Ванессы Лоутон никогда не было.
Джем хотел сказать об этом, но, взглянув на лицо Элоиз, промолчал и осторожно сложил письмо.
— Как по-вашему, почему мама раньше отказывалась рассказать вам обо всем?
— Потому что он был женат. Думаю, маме было так больно, что она не могла говорить об этом.
— А когда его жена умерла?
— Не знаю. — Она судорожно сжимала чашку, опустив глаза. Наконец отважилась задать мучивший ее вопрос: — Какой он?
— Лоренс?
Всего несколькими часами раньше Джем, не задумываясь, ответил бы ей… Он — человек глубокого ума, живой, разговорчивый. Отличный муж, отец, отчим…
Теперь Джем заколебался. Хорошо ли он знает своего отчима?
Он положил письмо на сундук.
— По-моему, такой, как в письме.
Она измученно откинулась в кресле.
— Элоиз… — Он впервые назвал ее по имени. — Он хороший человек.
Ее глаза вспыхнули. Она почувствовала облегчение, услышав его слова.
— Вы не могли бы доверить это письмо мне?
— Нет. — Она решительно помотала головой. Он и не ожидал другого. Письмо могло бы помочь, но…
— Ладно. Я поговорю с ним. Но тут не сказано, почему она ушла от него.
Элоиз осторожно положила письмо на место и убрала папку.
— Нет.
— А она не говорила, знал ли Лоренс, что она ждет ребенка?
— Она никогда ничего не рассказывала. Я все узнала из этого письма.
— И только?
Она кивнула.
— А она упоминала когда-нибудь аббатство? Может быть, случайно упоминала Лоренса?
Элоиз опять помотала головой.
— Странно.
