1942 года. — Если бы весь этот дымовой клуб воспоминаний, тоски, грусти, возмущения, мечты о работе и любви к людям, отвращения к ним и веры в них — если бы этот клуб пропустить через книгу — какая это была бы страшная книга! Очень хочется, сверхпрофессионально хочется писать…' И дальше в этой исповеди чувств перед своим 'идеальным читателем' — а письма к В.И. Мартьяновой военных лет отличаются особой литературной «программностью» — Федин выделяет главное в ближайших планах:
'Представьте, сначала это будет продолжение «Горького». Потом — м.б. — тот роман, к[ото]рый начат и брошен, — о росте девушки, девочки, женщины, о славе и борьбе, о сугубом саратовском быте… и о… месте искусства в жизни…'
Советская литература в годы битвы с фашизмом не только воплощает героику настоящего, но и стремится исследовать истоки подвигов народа в Отечественной войне. Важная роль в этом отношении принадлежит историческому роману и родственным ему документально-художественным жанрам.
Прошлое советских народов, героика их борьбы за свободу и независимость, против поработителей и иноземных захватчиков, за лучшее будущее, дают неисчерпаемый материал искусству для притягательных и вдохновляющих образов. Лики Александра Невского, Кутузова, Суворова, Нахимова недаром отчеканены на боевых орденах, утвержденных в годы войны для отличившихся на поле брани, — в своей героической истории сражающийся народ черпает новые силы.
В годы войны А. Толстой трудится над третьей книгой романа 'Петр Первый', где изображается борьба со шведской интервенцией. Преодолевая смертельный недуг, Ю. Тынянов пытается завершить роман «Пушкин». Над эпопеей 'Емельян Пугачев' работает Вяч. Шишков. Появляются романы «Багратион» С. Голубова, «Батый» В. Яна, «Порт-Артур» А. Степанова, 'Георгий Саакадзе' А. Антоновской, 'Михайловский замок' О. Форш…
'Испытание чувств' — так была названа в окончательной редакции пьеса «Испытание». И название это емко выражает смысловой ряд многих других произведений Федина периода войны.
Долг перед народом, перед Отечеством, перед делом революции — главное мерило поведения личности в пору исторических испытаний. Таков пафос не только публицистики, рассказов и очерковых циклов Федина. В полной мере эта мысль звучит и в тех крупных полотнах, которые были задуманы раньше, тематически обращены к прошлому и продолжены теперь.
Утверждая те же самые гуманистические и революционные идеалы, строй чувств и мыслей, тип отношения к миру, писатель прослеживает историю характеров и истоки идей, которые подверглись теперь жестокой проверке в горниле борьбы с фашизмом.
Имея в виду два главных замысла ('Шествие актеров' и 'Горький'), Федин в те же самые летние месяцы 1942 года писал В.И. Мартьяновой: '…Моя мечта — опять… писать. М. б., роман, в большом, широком плане, об
Неотложная теперешняя обязанность писателей, полагает Федин, — объяснить 'своими пластическими образами русскую жизнь во всей ее широте, которой исторически порожден советский человек, наш современник'. Характерно, что мысль эта неизменно прослеживается в литературно-критических выступлениях Федина.
Именно такими достоинствами привлекает его эпопея А. Толстого 'Хождение по мукам', когда в марте 1943 года Федин публикует две статьи в связи с присуждением книге Государственной премии; с помощью этого мерила выделяет он принципиально новые черты советской исторической прозы, представленной именами Чапыгина, Форш, Тынянова, Новикова-Прибоя (портретные очерки 'Юрий Тынянов', 1943 и «Новиков-Прибой», 1944); такой взгляд ощутим и при оценке явлений театральной сцены, вроде спектакля МХАТа 1943 года 'Последние дни Пушкина'…
Как критик Федин во многом высказывает то, что занимает и волнует его как художника, автора книги 'Горький среди нас' и романов трилогии — произведений, над которыми он работает в это время…
ГЕРОИ СОВРЕМЕННОСТИ
…В 1943 и 1944 годах в Гослитиздате двумя пузатыми томиками карманного формата, рассчитанного на массовое чтение, вышла сначала первая, затем вторая часть книги 'Горький среди нас'. Обе вместе они представляли период с 1920 по 1928 год, а вся книга должна была охватывать события за шестнадцать лет, когда Федин знал Горького и наблюдал его в центре общественно-литературной среды, в повседневных трудах и заботах по строительству советской культуры.
Автор намеревался последовательно обрисовать все важнейшие моменты своих отношений с Горьким — от первой встречи и беседы с ним в издательстве Гржебина до последнего февральского письма 1936 года, содержащего совет быстрее уезжать из Ленинграда, и включая июньские дни прощания в Колонном зале, когда перед лицом страны довелось говорить речь у гроба учителя. Словом, книга обращена была к основным событиям отношений обоих писателей, которые составили важнейшие стороны житейской, творческой и духовной биографии Федина, связанной с Горьким. В качестве документальной основы воспроизводились выдержки из двусторонней переписки.
В книге обрисован Петроград первых лет Советской власти, среда революционной художественной интеллигенции Дома искусств и литературная молодежь, в кругу которой проходило идейно-творческое формирование автора. 'Поэтому я находил целесообразным, — пояснял Федин, — ввести в книгу портреты Всеволода Иванова, Николая Тихонова, Михаила Зощенко и других своих товарищей'. Наконец, выведены в книге и представители буржуазной художественной интеллигенции — «антиподы» и «противоположности» Горького, группировавшиеся в основном вокруг претенциозного Дома литераторов.
В центре повествования — Горький и другие 'фигуры положительного влияния', в том числе Александр Блок и Ромен Роллан. Автор не стремился привлекать дополнительные книжные источники. Он писал только о том, что сам видел и пережил. Но зато своеобразным был жанр книги. 'Я хочу показать все это в свободной форме, сочетающей портрет с рассказом, воспоминания с критическим очерком, биографию с документом', — передавал свой замысел Федин.
Такова была эта автобиографическая и мемуарная книга, обращенная к явлениям новейшей истории советской культуры. Смысл и цель повествования, по слову Федина, состояли в том, чтобы, попытавшись широко запечатлеть характер главного героя, изображая его деятельность по собиранию сил новой советской литературы, 'на примерах показывать ту высокую, живую правоту Горького, которую можно назвать исторической'.
Яркий, живой и многогранный образ Горького составляет главную художественную удачу автора. Федин хорошо передает глубоко народные начала в личности и облике Горького, его страстную натуру, кипучую революционную энергию, богатство и мощь духа, широту и разнообразие обуревающих его идей, жадный, неутолимый интерес к людям. Горький обладает способностью как магнит стягивать к себе все истинно талантливое, молодое, проникнутое энтузиазмом строительства новой жизни. Он — собиратель, «ищун», как назвал это свойство Федин. Великое и простое сочетаются в его облике. Он — великий художник, мыслитель, общественный деятель и новый человек, который 'обладал исторической перспективой, был носителем новой морали'. Одна из самооценок, которую дает себе Горький, как бы само собой подразумевается: 'Я привык смотреть на литературу как на дело революционное. Всякий раз, когда я говорю о литературе, я как будто вступаю в бой…'
Основу художественного портрета Горького составляют, пожалуй, Два взаимодополняющих начала. Он в равной мере — патриот и революционер. Сочетание таких черт в духовном облике Горького особенно дорого автору книги. Образ Горького действительно многосторонне и крупно воплощает 'истоки наших чувств', которые подверглись испытаниям в борьбе с фашизмом.
Единство революционного и национально-патриотического начал — мысль, художественно выраженная еще в романе «Братья», получает дальнейшее развитие у Фёдина, теперь уже в крупных фигурах положительных героев.
Максим Горький — художник, строитель советской культуры и человек — счастливо и наиболее полно сочетает в себе оба качества., Точно так же, добавим, как соединение 'судьбы современных революционных
