важнее всех штрафов, которые могли на меня наложить в суде, потому что это я вывернула ему руку и хитростью заставила привести себя на слушание дела Джуберта, забыв о нем, забыв о себе, махнув рукой на все.
Таков был финал, Руфь. Потому что, надеюсь, продолжения этому уже не будет. И еще, Руфь, я думаю, что все-таки пошлю тебе это письмо и несколько следующих недель проведу как на иголках, дожидаясь ответа. Я не очень хорошо обходилась с тобой в прошлые года, но не всегда в том была моя вина — только теперь я поняла, как часто и во многом нами управляют другие, несмотря на то, что мы так гордимся умением контролировать себя и строить собственные планы — так вот, Руфь, я хочу попросить у тебя прощения за все. И хочу сказать тебе то, во что все больше и больше начинаю верить со мной все будет в порядке. Пусть не сегодня и не завтра, пусть не на следующей неделе, но постепенно у меня все наладится. У меня все будет хорошо, настолько, насколько это разрешено нам, смертным. И мне хорошо теперь, когда я это поняла и знаю — я знаю, что выживание, это наш старый добрый пробный камень и что когда ты выдерживаешь испытание, то награда бывает замечательной. Иногда нам бывает позволено познать это сладкое чувство победы.
Я люблю тебя, дорогая Руфь. Ты и твоя грубоватая манера выражаться спасли мне в прошлом октябре жизнь, ты сама даже этого не знала. Очень тебя люблю,
Твоя старая подруга,
Джесси.
P. S.: Пожалуйста, напиши мне. Или, может быть, лучше позвони… пожалуйста.
Дж.
Десять минут спустя она уже складывала свое письмо, упаковывала его в конверт из манильской бумаги и заклеивала конверт (для обычного делового письма конверт вышел несколько странным), после чего отнесла письмо в переднюю и положила там на столик. Адрес Руфи она узнала от Керол Риттенхаус — и теперь она вывела адрес на конверте дрожащими и корявыми буквами, постаравшись сделать это своей левой рукой как можно яснее. Рядом с конвертом она оставила записку, нацарапанную такими же дрожащими и корявыми буквами.
Мэгги: пожалуйста отправь это письмо. Даже если я вдруг крикну тебе вниз и попрошу не отправлять письмо… ты должна будешь отправить письмо все равно.
Остановившись у окна в холле, она долго смотрела на заснеженный простор, потом поднялась по лестнице к себе наверх. На улице уже почти стемнело. Первый раз за довольно много дней этот факт не отозвался в ее душе ужасом.
— Какого черта, — сказала она в пустой дом. — Темнеет, и пусть себе. Это всего лишь вечер.
Медленно, медленно она забралась по лестнице на второй этаж.
Когда Мэгги, закончив свои дела, часом позже вернулась домой и обнаружила на столике в передней письмо и записку, Джесси уже спокойно спала, закутавшись в пару пледов на кровати в комнате для гостей на втором этаже… которую она теперь называла моя комната. Первый раз за последние месяцы ей снились хорошие и приятные сны, отчего в уголке ее рта залегла легкая кошачья улыбка. Когда февральский ветер принимался раскачивать ветви елей и завывать в трубе, она только глубже закутывалась в пледы… при этом легкая и счастливая улыбка не сходила с ее губ.
16 ноября, 1991 года
Бангор, Мэн
