Она подняла глаза, увидела луну и сказала:
– Зачем ты смотришь на луну? Ты что, ее раньше не видел?
– Не так, как эту.
– Иди в бар, забирай вещи и марш домой. Уже поздно.
Я оторвался от луны и пошел в бар. Там было полно причудливейших людей. В углу сидел мужчина, который громко говорил, что он только что вернулся с войны с Гитлером. Никто не верил ему.
– Гитлер умер много лет назад.
– Я убил его, – сказал этот горлопан.
– Как?
– Я использовал специальное джу-джу[7]. Я дунул перцем ему в глаза, его усы поднялись вверх, и я убил его вот этим ножом.
Он достал нож, повертел им, но все перестали обращать на него внимание. В другом углу человек подбрасывал свою голову. Другой мужчина фыркал. Рядом с пьяницей сидел молодой мужчина. У него был свежий разрез через все лицо. Пьяница ругался, останавливался и опять ругался. Зеленые косоглазые духи вертелись вокруг клиентов, а один из духов всполз по стенке, как новый вид ящерицы, и принялся внимательно изучать фетиш Мадам Кото.
Это была чудесная ночь. Бар стал свидетелем самого необычного столпотворения странности, пьянства, безумия, ран, красоты. Мадам Кото ходила среди всего этого с величайшей безмятежностью. Она казалась полностью защищенной и абсолютно бесстрашной. Я думаю, в тот вечер она заработала много денег, потому что, когда я уходил, совершила кое-что необычное: улыбнулась мне. Она была счастлива и благодарна, несмотря на весь кавардак. Она дала мне неприготовленные клубни ямса, и я пошел домой к Маме по расходящимся тропкам.
Глава 3
В комнате было полно народа. Мама вернулась рано. Она выглядела уставшей и обожженной солнцем. Непринужденно развалясь на папином кресле, положив ноги на стол, сидел лендлорд. Кредиторы и их родственники расселись на кровати и стояли по всей комнате. Они были сердитые и растерянные. Когда я вошел, все молчали. Я сразу направился к Маме. Она обняла меня обеими руками и сказала:
– Вы все должны потерпеть.
– Как мы можем потерпеть? – спросил один из кредиторов.
Другие возмущенно закивали.
– Терпение убьет нас. Нам нужно есть и торговать.
– Правда.
– Но мы заплатили большую часть денег, – сказала Мама.
– Но не все деньги.
– И не в недельный срок, – добавил лендлорд.
– Терпение никого не убивает.
– Вздор, – сказал кредитор. – Терпение убивает моего сына. Вы думаете, я могу заплатить нашему доктору терпением?
Лендлорд засмеялся и вытащил орех кола из своей просторной рубахи. Он ел один. Я смотрел, как его губы становятся красными. Мама молчала, и пока лендлорд жевал свой орех кола, крысы начали что-то грызть.
Я смотрел на кредиторов так, словно их присутствие лишает меня еды. Я ничего не говорил.
– Посмотрите на его большой живот, – усмехнувшись, сказал лендлорд обо мне.
– Оставьте моего сына.
– Все, что мы хотим – это наши деньги, – сказал один из кредиторов, уставившись на меня.
– У меня нет ваших денег, – ответил я.
– Этот мальчик еще хуже, чем его отец.
Мама внезапно встала.
– Если вы пришли говорить гадости, то покиньте нашу комнату.
Она закрыла дверь и окно. В комнате было темно, но Мама не стала зажигать свечу. То и дело лендлорд зажигал спички и оглядывал каждого. Крысы принялись грызть еще громче, и Мама запела молитвенную песню. Кредиторы не двигались. Лендлор продолжал жевать.
Когда Мама закончила петь, тишина стала еще глубже. Молча мы оставались в полумраке, пока не раздался стук в дверь.
– Кто это?
– Фотограф.
– Что вы хотите?
– Фотографии готовы.
– Ну и что?
– Вы не хотите взглянуть на них?
Лендлорд поднялся и открыл дверь. Он стоял в дверном проеме и смотрел на снимки с помощью факела фотографа. Потом он прошел в комнату. Фотограф плелся за ним с камерой на плече.
– Они хорошие, – сказал лендлорд, передавая фотографии и факел по кругу.
Кредиторы ожили и заговорили о снимках с праздника, как напился тот-то и тот-то, а глаза вон того прищурены, как у воришки. Затем лендлорд сказал, когда фотографии дошли до него:
– А почему это у Мадам Кото такое лицо?
Лицо Мадам Кото было смазано. Она выглядела, как высушенный монстр, что-то среднее между получеловеком-полуживотным и деревянной статуэткой.
– Она ведьма, – сказал один из кредиторов.
– Нет, не ведьма, – ответил я.
– Замолчи, – сказала Мама.
Когда я поближе рассмотрел снимки, мы все показались мне странными. Снимки были крупнозернистые, везде виднелись точки, что-то было размыто. Папа выглядел, как будто на одном глазу у него было бельмо, у Мамы расплылись оба глаза, дети были похожи на белок, а я напоминал кролика. Все это выглядело как праздник каких-то беженцев. Мы были скованы, на лицах читался голод, улыбки были фальшивые. Казалось, что комната была наскоро собрана из какого-то хлама, и все вместе мы казались людьми, которым неведомо счастье. Лица тех, кто улыбался, получились искаженными гримасой, как у людей, которым встали ногой на горло, а потом заставили улыбаться.
Фотограф был очень доволен результатами и надписывал цену на каждой копии. Один из кредиторов сказал, что купит один снимок, когда ему заплатит Папа. Лендлорд сказал:
– Я смотрюсь как бугор.
– Как вор.
Мама шлепнула меня по голове.
– Ваш сын похож на козла, – сказал лендлорд.
Кредиторы засмеялись. Мама сказала:
– Нам пора спать. Все вы должны выйти из комнаты.
– И так-то вы разговариваете с вашим лендлордом?
– Хорошо, все оставайтесь, – сказала Мама. – Азаро, приготовь свою постель.
Я встал в темноте, подвинул большой стол, и расстелил мат. Потом лег. Ноги кредиторов находились теперь возле моей головы. Лендлорд продолжал жевать. После короткой тишины один из кредиторов сказал:
– Ладно, если я не могу взять свои деньги сейчас, я прихвачу что-нибудь другое.
Он встал с кровати, поднял наш стол и пошел к двери.
– Доброй ночи, лендлорд, – сказал он и вышел.
Мама не двигалась. Другой кредитор, попросив лендлорда зажечь для него спичку, взял папины
