Но неожиданно человек появился – весь гром и комок силы – и снова ринулся в битву. Когда он бросился на Папу, две вещи поразили меня в нем: он был с ног до головы испачкан грязью, но его глаза горели желтым светом. Он сошел на Папу как водоворот, как мистраль, как торнадо. Он в пух и прах разбил папину защиту. Он предвосхищал каждое движение Папы. И он стал гонять Папу по всей площадке, нанося ему резкие удары, производя сложные комбинации, делая безжалостные выпады, точные и ослепительные контрудары. Под натиском его атаки Папа стал похож на марионетку. Человек был энергией ярости, неестественной силой природы, штормом. Словно пять щупалец молнии над лесом, он возникал везде одновременно.
– Твои глаза слишком яркие! – закричал Папа.
– Я безумный Ягуар! – похвастался человек и разразился градом устрашающих ударов.
Он продолжал избивать Папу, растирая его в порошок, сокрушая его лавиной нескончаемых ударов. Я увидел, как Папа падает от изнеможения, полностью сбитый с толку. Я заметил у него трусливый взгляд испуганного человека. Кровь стекала по переносице и собиралась в уголках глаз. Папа сносил это жестокое избиение молча, он не показал сопернику спину и не убежал. Он принимал удары. Он вбирал их в себя. Он противостоял им. Он впитывал их в свое тело и дух. Я слышал, как хрустит его шея. Я слышал, как клацают его зубы. Я слышал скрежет костей под ударами кулаков. Папа закричал и начал стонать. Затем он сжался. С кулаками, едва ли готовыми к атаке, он низко нагнулся, словно вставая на четвереньки. Человек возвышался над ним, и его желтые глаза мерцали в темноте. И затем Папа припал к земле. Он двигался, как пойманный дикий зверь. Медленно он сделал несколько движений в одну и в другую сторону, раскачиваясь, выставив руки перед собой как богомол. Затем я увидел, как Папа преображается. Он возвращался к простым вещам: он возвратился к воде, к земле, к дороге, ко всему мягкому. Шатаясь, он пошел. Он был жидким. Он двигался, как большой кот. Соскальзывая назад, он вошел в середину световых арабесок. Я почувствовал, как от него начинает исходить странная энергия силы. Он взял ее от ночи, воздуха, дороги, своих вечных друзей. Человек приблизился к нему, но Папа в танце, пошатываясь, ушел от него в темноту. Огоньки следовали за ним. Когда его спина уперлась в ржавый остов сгоревшего фургона, он остановился. Дальше отступать было некуда. Внезапно, и я сам не знаю почему – это одна из тех загадок Живущих, ответить на которую может только Живущий – внезапно я закричал. Мой голос, зазвучавший через мгновение после того, как я произнес слова, поплыл по ветру. Мой голос звучал слишком тонко и хрупко для тех вещей, которым он должен был помочь.
– Черный Тигр, ВОЗЬМИ СВОЮ СИЛУ! – крикнул я.
И Папа, вняв призыву, ошеломил человека необузданной и отчаянной яростью контратаки. Папа чудесным образом вырос в размерах. И со всем сконцентрированным гневом и безумием человека, у которого есть только одна секунда на размышление, чтобы выбрать между жизнью и смертью, Папа сбросил с себя чары бессилия и ответил такими могучими ударами, как будто решил стереть с лица земли всю расу гигантов. Я не знаю, то ли, наконец, все удары и толчки достигли цели, то ли один удар в итоге попал в правильное место, но внезапно, в разгар бешенства Папы, человек издал пронзительный вопль. Он попятился задом. Сбитый с толку, Папа пошел на него с поднятыми руками. Затем человек встал ровно и прямо, его яркие желтые глаза перекосились. Ветер вздохнул над его головой. Желтые глаза потускнели. Потом они и вовсе закрылись, и сразу стало темно во всей округе, словно задули таинственный фонарь. Затем, подобно дереву, которое еще долго не падает после своей смерти, человек медленно начал крениться на сторону. И когда он ударился оземь с неестественным глухим звуком, случилась странная вещь. Человек словно испарился. Он ушел в землю. В темноту. Пар с примесью желтизны, словно от горящей серы, стал подниматься от мокрой земли. Собравшиеся огоньки разбежались. Ночь стала тихой. И затем из леса донесся смех гиены. Мы смотрели в темноту, пытаясь увидеть человека, но его нигде не было. Папа стоял озадаченный, пошатываясь от изнеможения.
– Что произошло? – спросил я.
– Я не знаю, – прошептал он.
Мы ждали. Ветер завывал над спящим поселком. Ветви трещали. Мы походили по земле, и вскоре я набрел на дыру. Папа наклонился и зажег спичку. Это была не дыра, а глубокий отпечаток тела взрослого человека на земле. Папа был весь в крови и в поту. От ударов рот потерял форму, и губы чудовищно распухли за считанные секунды. Весь его нос был разбит. Кровь стекала на переносицу и собиралась в уголках рта.
Я начал чувствовать холод.
– Так, скажи еще раз, как его звать? – спросил Папа, задувая спичку.
– Желтый Ягуар, – ответил я.
Папа, внезапно что-то вспомнив, схватил меня за руку.
– Желтый Ягуар когда-то был известным боксером в этом районе, – сказал он, в страхе понижая свой голос.
– А что с ним случилось?
– Он умер три года назад.
Холодок пробежал у меня в костях. Я услышал, как ветер сделал глубокий вздох. Папа побил боксера из мира духов. Он дрожал. Затем облокотился на меня, словно ища поддержки. Я чувствовал, как его трясет.
– Что-то холодно, – пожаловался я.
– Пойдем домой, – сказал он поспешно.
Он поднял меня на руки и побежал в наш барак и затем в комнату. Он закрыл дверь. Сел на свой стул. В темноте мы слушали, как Мама посапывает во сне. Папа зажег сигарету. Он курил, и его глаза сверкали. Я чувствовал запах грязи, пота, драки, возбуждения, ужаса и крови. Я чувствовал, что его дух справился с кулаками Желтого Ягуара. Я заранее предчувствовал его второе рождение. Его дыхание пахло серой. Это была тайна. Когда он закончил курить, он вышел и умылся. Возвратившись, он быстро лег в кровать. Я слышал, как он всю ночь ворочался, хрустя суставами. Он не мог уснуть, думая о мертвом боксере. Так же, как и я.
Глава 3
После поединка Папа не выходил из дома шесть дней. Его лицо расплылось в синяках, глаза вылезли из орбит, и веки неестественно раздулись, а нижняя губа стала больше, чем перезревшее манго.
Он не был болен, но и здоровым его нельзя было назвать. Все время он молчал, и в глазах его было пусто. Время от времени он нервно улыбался мне или по-идиотски подмигивал. Мы кормили его кашей, как самого большого ребенка в мире. Днем и ночью он спал.
Он спал как ребенок, ухмылялся как ребенок и по-детски начинал хныкать. Порой его взгляд выдавал в нем гения: так глядят только дети и некоторые сумасшедшие. На время он потерял над собой контроль, то и дело его сводили судороги. Он писался в кровать и беспрестанно пукал. Он строил смешные рожицы и крутил пальцами, как страшный шут. Я боялся, что его синяки и раны всегда будут свидетельствовать о непоправимом ущербе, нанесенном его здоровью этой битвой, но синяки оказались недолговечны, раны быстро затянулись, опухлость у глаз спала, и через какое-то время раны перестали кровоточить. Реальные последствия поединка были невидимы, и это тревожило меня. Я видел, как Папа колотит ногами по кровати, словно жук или перевернутый таракан, будто обрел для себя свободу стать насекомым, войти в такие превращения, которые непозволительны для взрослых. Он мог часами быть как замороженный, затем внезапно перейти в состояние бредового идиотизма. Наши бедные родственники пришли навестить нас. Они были уже наслышаны, какие с Папой происходят перемены, но, увидев его, никто не мог ни найти разумного объяснения его состоянию, ни понять того, что с ним происходит. Все, что они могли предложить – это обычный набор жалобных историй о тысячах странных случаев, собранных ими за многие годы соболезнований несчастьям других. Мы берегли в себе правду о том, как Папа дрался с мертвецом. В течение трех дней наш дом был полон посетителей, желающих Папе доброго здоровья. Его коллеги, возчики и грузчики, принесли с собой подарки и сели вокруг него, выпивая в молчании. Даже лендлорд зашел с коротким визитом. Он надеется, сказал он, что Папа усвоил урок и, когда выздоровеет, то прекратит
