кресле, более походившем на трон. Светлана схватила портфель и, поклонившись, кинулась обратно к двери. Сердце ее стучало нещадно!
— Стой, Калиока! — грозно окликнул ее Радош. — Ты от меня что-то скрываешь?
— Я?! Но мой господин! Что я м-м-могу… — ее голос предательски задрожал.
— Подойди ко мне!
На негнущихся ногах Светлана приблизилась к Святославскому и опустилась на колени: «Святой Николай, помоги! Защити! Спаси!» — искренне стала молиться она.
— Дай портфель!
«Нет, только не это, только не это!» — трясущаяся рука протянула портфель. Святославский грубо выхватил его и, открыв, заглянул внутрь. Крупные капли пота текли по лицу Светланы. Радош тщательно обследовал содержимое портфеля, заглянув и в наружное отделение, где лежал диктофон.
— Держи, Калиока, ты свободна, и я жду твоего звонка! — Радош как-то отрешенно смотрел в сторону. Светлана покорно кивнула, взяла протянутый портфель и молча вышла. Она ничего не понимала. Идя к выходу из здания вслед за Дороховым, она тайком заглянула в кармашек портфеля — диктофон лежал на месте и по-прежнему был включен на запись. Как Святославский мог его не заметить? «Это чудо!» — мелькнуло в голове у Светланы. «Спасибо тебе, святой Николай!»
По дороге обратно Светлана сделала вид, что слушает новые кассеты, полученные от Гайды. На самом же деле она дважды внимательно прослушала разговор Радоша с Дороховым. Митрич ни словом не обмолвился о том, что предлагал ему Каспи. «Ну что же, идем дальше», — подумала Светлана.
Машина остановилась около дома. Дорохов вышел первым, затем — Светлана.
— Калиока, — Митрич ласково улыбнулся, — машина за мной должна прийти несколько позже. Вы, помнится, предлагали кофе…
— Да, Митрич, обязательно. Только прежде я хотела сказать вам всего два слова, вот здесь, на скамейке.
— Помилуйте, не май месяц, — он поежился в своем арестантском ватнике.
— Всего минутка, — Светлана направилась к летней беседке. — Понимаете, Иван Дмитриевич, вы лучше пока у меня не спрашивайте подробностей, но так сложилось, что я в курсе того предложения, которое сделал вам Каспи. — лицо Дорохова медленно вытянулось. — Да-да, так вот получилось. Может так статься, что в ближайшее время эта тема опять всплывет, будут разборки. Так я хотела вам настоятельно посоветовать говорить, что ничего вам Каспи не предлагал. Вообще разговора не было! Когда все начнется, думаю, вы сообразите что к чему.
— Но, Калиока, вы понимаете, что ваши слова как минимум странны. Как я могу…
— Но я знаю об этом разговоре, вас это не смущает?
— Смущает!
— И я первая к вам подошла. Вы же понимаете, что я определенным образом сейчас рискую!
— Понимаю, вот это мне и странно.
— Я бы рассказала вам все, если бы не этот риск. Ну как, договорились?
— Пожалуй… по крайней мере я подумаю и исполню вашу просьбу, если меня ничего не насторожит.
— Вот и славно! Идемте пить кофе!
Я вернулся на зону после обеда. Без малого сутки, проведенные в сказке — наедине с вновь обретенной любимой женщиной! Хотелось петь от радости! Мне показалось, что тюрьма стала как-то чище и ярче. Уже не угнетали невнятного цвета стены, непременные решетки повсюду и темные робы коллег по несчастью. Митрича, как водится, не было, а больше откровенничать ни с кем не хотелось. Дорохов появился почти перед самым отбоем, когда я уже лежал в кровати.
— О! Привет героям-любовникам. Нагулялся, кот мартовский? — Митрич был непривычно хмур и озабочен.
— Да уж… Нагуляешься тут. Всего сутки, Митрич, разве это срок?
— Ну оно понятно… Нормально все, помирились?
— Да, помирились. Все отлично. А ты чего смурной, случилось чего?
— Да так… Устал сегодня, ну и… Пойду-ка я умываться — и баиньки.
Дорохов вернулся через пять минут, молча лег в постель и повернулся ко мне спиной.
— Э, Митрич! Так не пойдет! Ты чего это?
— Ну что тебе? — недовольно буркнул он.
— Что стряслось, Митрич? — спросил я озабоченно.
— Эх! Пойдем курить, только коньяка у меня нет!
Мы вышли на лестницу. Вокруг было пусто: отбой. Дорохов закурил и молча выпускал в потолок облака дыма. Я молчал, давая собеседнику возможность собраться с мыслями.
— Эта баба… — начал Митрич неожиданно, — появилась у нас неожиданно. Кто такая, откуда… Странная, не такая как все!
— А где это «у нас»?
— На заводе на нашем…
— Митрич, ты же мне толком ничего не рассказал.
— Ну взяли меня тогда в оборот, отправили на эту зону, сразу прессанули как следует. Надавили отовсюду — и со стороны блатных и от администрации. Оформили какую-то бумажку, по которой я теперь и выезжаю каждый будний день на работу. А работа прежняя — за что и срок получил. Вот так.
— И менты это все прикрывают?!
— Там, Дэнис, вся администрация края и, кажется, не только она все это дело прикрывает. Руководит всем какой-то сектант — противный до жути. Там такое творится, что даже и рассказывать не буду.
— Ну главное ясно, а что за женщина, про которую ты говорил?
— Ну она у нас вроде коммерческого директора. Назначена сравнительно недавно. Приехала сначала как обычная сектантка, только глаза немного другие — ну нормальные, человеческие. А потом началось. Директор ко мне подъехал с предложением бабки за очередную партию товара хапнуть и дать деру. Ну я не повелся — чую подстава. Зачем я ему сдался? Бежал бы сам! Вот… А потом и дама эта — Калиока.
— Как?!
— Ну у них имена у всех не как у людей — вроде кликух! Вот… Говорит, чтобы я не признавался, что говорил со мной директор, когда заваруха начнется.
— Какая заваруха?
— Не сказала.
— И что думаешь?
— Не знаю, Дэнис. Эта самая Калиока вроде нормальная. Но кто их знает, придурков этих, у них же мозги набекрень.
— Митрич, я знаю твое отношение к вере и Православию, но…
— О, опять сейчас начнется проповедь! Дэнис, не верю я твоим попам! Не верю!
— Ну что за человек! — я в сердцах стукнул кулаком по перилам. — Дай сказать, а?
— Ну говори, говори…
— Ты пойми, я же долгое время точно также, как ты думал! Ну, что ерунда все это и так далее. Но потом меня приперло и… — я задумался. — Иван Дмитриевич, я похож на идиота?
— Чего нет, того нет, — Митрич был серьезен.
— Я тебе клянусь, была помощь! Понимаешь, БЫЛА! Реальная, ощутимая. Это мне не показалось, это было на самом деле!
— Да? — Дорохов смотрел недоверчиво. — Ну и что, по-твоему, делать надо? Бежать каяться?
— Зачем? Ну ты обратись для начала к Богу. Просто своими словами, мысленно.
— Ага! На колени плюхнуться, лоб расшибить!
— Ты, Митрич, на колени плюхнешься потом! Сам плюхнешься, искренне! Плюхнешься тогда, когда жизнь твоя будет спасена явным чудесным образом, когда не будешь знать, как отблагодарить, когда радость вновь обретенного Отца Небесного будет распирать тебя изнутри! Когда захочется ботинки целовать Спасителю, да не носит Бог ботинок! — я расстроился не на шутку. В тот момент я и представить
