корнями деревьев, и тут, уже не в первый раз, замечает, что не уцелел бы, если бы не потерял руку и не покинул передовую. А раз уж ему посчастливилось выжить, то его святая обязанность – сделать все, чтобы вернуть на родину останки боевых друзей.
– В Министерстве народного здравоохранения заявили, что в этом году последний раз проводится захоронение останков, – говорит Китагава, обхватив правой рукой левое плечо. – Но нельзя считать войну оконченной, пока на островах Южных морей будут валяться кости погибших. Я, пока жив, буду каждый год туда ездить. За свой счет. – Китагава переводит взгляд с Савамуры на Оцуки, – Вы знаете базу Кларк, крупнейшую базу снабжения и пополнения во вьетнамской войне? Так вот до сих пор американские военные самолеты взлетают с этой базы и проводят учения, сбрасывая бомбы на эти острова. На останки японских солдат.
Глубокие складки пролегли на лбу Китагавы. Оцуки не знает, что сказать.
– Хорошо бы иметь деньги, – говорит, помолчав, Китагава.
Савамура торопит Оцуки, и Оцуки начинает приводить в порядок экспонаты на застекленном стенде. Выцветшие «красные бумажки» – повестки о призыве, приказ о внеочередном призыве резервистов, армейские удостоверения личности, письма с фронта с вычеркнутыми цензурой строками, легкая на вид стальная каска, пояс-амулет от пуль, потертый противовоздушный капюшон, журнал приема эвакуированных детей, всевозможные фотографии – все это Оцуки видит впервые. За каждой из этих вещей стоит чья- нибудь жизнь.
Среди экспонатов находился и осколок артиллерийского снаряда с мизинец величиной, извлеченный из колена одного человека спустя тридцать лет. Об этом случае Оцуки узнал из газетного сообщения. Человек этот, как оказалось, жил совсем близко от Оцуки, на соседней улице. Оцуки пошел к нему вместе с Савамурой, чтобы попросить осколок для выставки, посвященной годовщине окончания войны. Пощипывая короткие с проседью волосы, человек, смеясь, рассказал, что его мучили ревматические боли, и когда сделали рентгеноскопию, то как раз и обнаружили осколок.
– Это моя драгоценность, так что, пожалуйста, не потеряйте, – предупредил он и охотно отдал свое сокровище на выставку. – А колено все равно болит, еще больше. Совсем не могу работать, – он снова рассмеялся, – хоть и удалили осколок.
«Интересно, чем он пожертвовал ради этой драгоценности?» – думал Оцуки, видя, как беззаботно смеется тот человек…
Оцуки смотрит на часы и отходит от стенда, обещая Савамуре вернуться.
V
Юридическая контора помещается в трехэтажном доме в переулке за зданием суда.
Оцуки опоздал и, примчавшись, сразу же сел за машинку, чтобы допечатать исковую жалобу в суд. Но в этот момент вошел Камия и сказал:
– Звонил наш клиент. Просит повременить с обращением в суд. Электрокомпания предложила ему уладить дело частным порядком. Но разве деньги решают эту проблему?
Камия выпустил струю дыма и сказал, что сейчас же отправляется к клиенту.
Камия, составляя исковую жалобу, переворошил кучу всякого материала и пришел к выводу, что данный иск раскрывает теневые стороны жизни процветающей Японии.
– Говорят, что будущее – за атомной энергией, широко рекламируют ее надежность и безопасность, называя ее «чистой энергией», но все это ложь. Какое может быть у нее будущее при полной зависимости от техники и сырья других стран? Какое может быть будущее у энергии, которая губит людей, систематически их облучая? Нет никакой разницы между исследованием и производством атомной энергии – и то и другое неизбежно ведет к гибели всего живого. Если мы выиграем это дело, – говорит Камия, – не исключено, что атомная электростанция остановится. – Камия вызывающе смеется. – Там дня не проходит без мелкой или крупной аварии. А во время ремонта как раз и происходит радиоактивное загрязнение. Чтобы его ликвидировать, нанимают рабочих-уборщиков, и они облучаются. Нанимают их на короткий срок, опасаясь, как бы это явление не переросло в социальную проблему, а потом за ненадобностью увольняют и нанимают других. Если бы нам удалось доказать, что необходимо запретить такую уборку, пока не будут созданы надежные средства защиты, хотя бы специальная одежда, электростанции пришлось бы прекратить свою работу. Образно выражаясь, – заключает Камия, – оборотная сторона атомной энергии, рядящейся в роскошные одежды, – это люди, вынужденные в силу нищеты или дискриминации заниматься уборкой на самых опасных участках.
После ухода Камии Оцуки некоторое время неподвижно сидит за машинкой, потом вспоминает о клиенте с ясными, добрыми глазами и снова принимается печатать.
Из будильника с музыкальным устройством появляется игрушечный солдатик, звучит нехитрая мелодия – сигнал к обеду. Эта мелодия так не вяжется с вечной суматохой в конторе, что вызывает веселый смех.
– Я пошел в Народный дом, – говорит Оцуки, взмахивая коробкой с завтраком.
– А хаси вы взяли? – с видом старшей сестры спрашивает одна из служащих, на целых пять лет моложе Оцуки. – Так я и знала, что не взяли.
Она протягивает ему палочки для еды.
– Какая же вы добрая! – громко говорит Оцуки.
– Это не ко всем! – с притворной обидой замечает Мацусита.
– Вот уж ничего подобного. Начинается дружеская пикировка.
В вестибюле Народного дома тишина. Са-вамура, склонившись над длинным столом, что-то записывает, кажется в книгу отзывов.
– Ну, что там пишут посетители? Савамура поднимает голову, снимает очки.
– Хорошо бы привлечь к выставке побольше людей. Особенно тех, кто не пережил войны.
Оцуки садится рядом с Савамурой. Оказывается, у Савамуры не книга отзывов, а книга предварительной подписки на первый номер «Сборника воспоминаний военных лет». Савамура как-то говорил, что по всей стране развертывается движение за создание военной хроники, причем в центре описания событий – последствия воздушной бомбежки.
