Мистер Диллон? С Орвилем, ответили ему. Орвиль Гарретт часто брал Мистера Диллона, уезжая на несколько дней.
Сэнди Диаборн ввел Кертиса в курс дела (время от времени его слова уточнял Арки). Керт слушал внимательно, не перебивал, лишь однажды брови его поднялись, когда Арки описывал, как вроде бы весь верх головы существа откатился назад, открыв глаз. И еще раз, когда Сэнди рассказал о пятнах на воротах и стенах, ассоциирующиеся у него с пыльцой крыльев мотылька. Задал вопрос насчет Мистера Д, получил ответ, схватил пару резиновых перчаток из комплекта для обследования места происшествия и чуть ли не бегом спустился в подвал. Сэнди пошел с ним.
Считал своим долгом, поскольку Тони определил его в следственную бригаду, но оставался в кладовой, пока Керт копошился в чулане, где Тони оставил мешок для мусора.
Сэнди услышал, как зашуршал пластик, когда Керт развязывал мешок; по его коже тут же побежали мурашки.
Шуршание, шуршание, шуршание. Пауза. Снова шуршание. Наконец, очень тихо: «Господи Иисусе».
Мгновением позже Керт выбежал из чулана, прижимая руку ко рту. Туалет находился в коридоре, на полпути к лестнице. Кертис Уилкокс добежать успел.
Сэнди Диаборн сидел у большого исцарапанного стола в кладовой, слушая, как Кертис блюет, и думая, что по большому счету такая реакция ничего не значит. Потому что Кертис не отступится. Труп «летучей мыши» вызвал у него такое же отвращение, как у Арки, Хадди, любого из них, но, отвращение или нет, он вернется, чтобы рассмотреть его получше. «Бьюик» и все, связанное с «бьюиком», прочно приковали его к себе. Даже сейчас, когда он выбегал из чулана, бледный как смерть, прижав руку ко рту, Сэнди видел, каким возбуждением горели его глаза. И никакой рвотный рефлекс не мог побороть такой интерес. Никто не мог. И ничто.
Из коридора донесся звук льющейся воды. Стих. Керт вернулся в кладовую, вытирая рот бумажным полотенцем.
— Жуткая тварь, не так ли? — спросил Сэнди. — Даже мертвая.
— Жуткая, — согласился Керт, направляясь к чулану. — Я думал, что смогу адекватно отреагировать, но, конечно, такого не ожидал.
Сэнди поднялся, подошел к двери. Керт смотрел на мешок, но не прикасался к нему. Пока не прикасался. Это радовало. Сэнди не хотел находиться рядом, когда он прикоснется к мешку, даже в перчатках. Не хотелось даже думать, как он прикоснется к мешку.
— Это обмен, как ты думаешь? — спросил Керт.
— Что?
— Обмен. Эннис — на эту тварь.
Сразу Сэнди не ответил. Не мог ответить. Не потому, что идея ужасная (хотя как иначе можно ее назвать). Он не ожидал, что Керт, совсем мальчишка, так быстро сообразит, что к чему.
— Не знаю.
Кертис покачивался на пятках и хмурился, глядя в пластиковый мешок.
— Я так не думаю, — вырвалось у него после долгой паузы. — Когда происходит обмен, обычно ты что- то отдаешь и тут же что-то получаешь. Так?
— Обычно — да.
Он скрутил горловину мешка и (с видимой неохотой) завязал вновь.
— Я собираюсь сделать вскрытие.
— Кертис, нет! Господи!
— Да. — Он повернулся к Сэнди, с бледным как полотно лицом, горящими глазами. — Кто-то должен, ведь я едва ли смогу отвезти нашу добычу на кафедру биологии в университет Хорликса. Сержант говорит, мы должны держать язык за зубами? Кто же тогда остается? Только я. Или есть другой кандидат?
«Ты бы не отвез эту тварь в Хорликс, даже если бы Тони и не ввел режима секретности, — подумал Сэнди. — Ты еще терпишь наше участие в этой истории, возможно, потому, что, кроме Тони, никто не хочет иметь с этим дела, но поделиться с кем-то еще? С теми, кто не носит серой формы и не знает, что летом штрипкам шляпы положено болтаться на спине, а зимой — под подбородком? С теми, кто может оттеснить тебя и заграбастать? Да никогда в жизни!»
Керт сдернул с рук перчатки.
— Проблема, что я никого не вскрывал после Чэнси, умершей морской свинки, на уроке биологии в средней школе. С тех пор прошло уже девять лет, а по биологии у меня была тройка. Я не хочу напортачить, Сэнди.
«Тогда и не принимайся-».
Эту мысль Сэнди не озвучил. Не видел в этом смысла.
— Ладно. — Теперь Керт говорил сам с собой. Только с собой. — Я подготовлюсь. Время есть. Спешка здесь не годится. Любопытство до добра не доведет, но все-таки это не порок…
— А если эта поговорка — ложь? — спросил Сэнди. К своему изумлению, он вдруг понял, что страшно устал от всей этой суеты. — Если порок? Если ты никогда не сможешь найти ответа на эту загадку?
Керт в ужасе вытаращился на него. Потом улыбнулся.
— А что бы, по-твоему, сказал Эннис? Если бы могли его спросить?
Сэнди нашел вопрос бестактным. Открыл рот, чтобы сказать об этом.., чтобы сказать хоть что-то.., и промолчал.
Кертис Уилкокс никого не хотел обидеть, просто в его кровь впрыснулось слишком много адреналина, вот он и «улетел» на нем, как наркоман, вколовший очередную дозу. И он же был совсем мальчишкой. Даже Сэнди это понимал, хотя родился лишь на несколько лет раньше.
— Эннис сказал бы тебе: будь осторожен. Я в этом уверен.
— Буду. — Кертис двинулся к лестнице. — Да, разумеется, буду.
Но то были лишь слова, молитва, которую прочитываешь скороговоркой, чтобы побыстрее покинуть церковь в воскресное утро. Сэнди это знал, даже если проходящий испытательный срок патрульный Уилкокс — нет.
В следующие недели Тони Скундисту стало очевидно (его подчиненным тем более), что у него недостаточно людей для организации круглосуточного наблюдения за стоящим в гараже Б «бьюиком». Да и погода не способствовала: август выдался дождливым и не по сезону холодным.
Добавили головной боли и визитеры. База патрульного взвода Д на вершине холма находилась не в вакууме. Рядом располагалась Дорожная служба, у подножия холма — прокуратура; в расположение подразделения захаживали адвокаты, иной раз нарушителей препровождали в «Уголок плохишей», вдруг заявлялся на экскурсию отряд бойскаутов, люди постоянно приходили с жалобами (на соседей, на их животных, на повозки амишей, едущие посреди дороги, на самих патрульных), жены привозили забытые дома ленчи, а иногда и коробки с ирисками; случалось, приезжал любопытствующий Джон Кью — узнать, как тратятся его доллары, заработанные тяжким трудом и собранные правительством штата в виде налогов. Этих обычно удивляли и разочаровывали тишина и покой, царившие на базе. Они-то думали, что все стоят на ушах, как в их любимых телесериалах.
В конце месяца пожаловал член Палаты представителей конгресса США от округа Стэтлер с десятью или двенадцатью особо приближенными репортерами, чтобы пообщаться с простыми патрульными и сделать заявление о законопроекте, направленном на увеличение расходов на техническое оснащение и инфраструктуру полиции, который как раз рассматривался на Капитолийском холме, а конгрессмен от Стэтлера, так уж вышло, был одним из авторов законопроекта. Как и многие другие члены Палаты представителей от сельских районов, этот господин более всего напоминал парикмахера из маленького городка, который провел удачный день на собачьих бегах и надеялся, что ему отсосут до ужина. Стоя рядом с одной из патрульных машин (как показалось Сэнди, той самой, у которой сломалась мигалка), конгрессмен рассказывал своим друзьям-репортерам, какую важную роль играет в этих местах полиция, особенно прекрасные мужчины и женщины патрульного взвода Д (помощники дали ему неверную информацию, поскольку на тот момент в списочном составе взвода Д женщины отсутствовали, но никто из патрульных конгрессмена не поправил, во всяком случае, перед камерами). Они, говорил конгрессмен, являли собой тонкую серую стену, отделявшую мистера и миссис Джон Кью, налогоплательщиков, от злодеев, каждодневно грозивших ввергнуть вверенную им территорию в хаос, и так далее, и так далее, Боже,
