ощущение его притяжения в голове.., и всем телом тоже, позволило это осознать. «Бьюик» порождал чудовищ. Да. Но иногда все равно хотелось подойти к нему, точно так же, как хочется заглянуть за край высокого обрыва или в отверстие на срезе ствола пистолета или револьвера, чтобы увидеть, как оно превращается в глаз. Который смотрит на тебя, только на тебя и ни на кого больше. И в такие моменты не имеет смысла искать логику в своих поступках или пытаться понять привлекательность того, на что так и тянет взглянуть; наилучший выход из такой ситуации — отступить от обрыва, вернуть оружие в кобуру, уехать из расположения взвода. Подальше от гаража Б. Туда, где не слышно этого завлекающего шепотка. Случается, что бегство — оптимальная ответная реакция.
Я задержался еще на мгновение, чувствуя притяжение «бьюика» головой и сердцем, глядя на его темно-синий капот, хищную радиаторную решетку. Потом отступил на шаг, набрал полную грудь свежего ночного воздуха и смотрел на луну, пока полностью не стал самим собой. После чего зашагал к автомобилю, сел за руль и уехал.
В «Кантри уэй» свободных столиков хватало. Нынче это обычное дело, даже вечером в пятницу и субботу. Рестораны в «Уол-Марте» и новом торговом комплексе Стэтлера выводят из игры аналогичные заведения в центральной части города точно так же, как новый многозальный кинотеатр на шоссе 32 вывел из игры «Джем тиэтрэ».
Как обычно, люди оборачивались, когда я вошел в зал.
Только видели они, разумеется, форму. Два человека, один — помощник шерифа, второй — окружной прокурор, поздоровались и пожали мне руку. Прокурор спросил, не составлю ли я компанию ему и его жене, но я с благодарностью отказался, сославшись на то, что у меня деловая встреча. От мысли, что снова придется говорить, пусть и о пустяках, мне стало дурно.
Я сел в одну из кабинок у дальней стены, и Синтия Гаррис подошла, чтобы взять заказ. Симпатичная блондинка с огромными прекрасными глазами. Когда я вошел, она готовила кому-то сандей, и я заметил, что она успела расстегнуть верхнюю пуговичку блузки после того, как отдала мороженое и принесла мне меню, чтобы я мог полюбоваться маленьким серебряным сердечком у нее на шее. Меня это тронуло. Я очень надеялся, что сие — знак внимания ко мне, а не к моей форме.
— Эй, Сэнди, где ты бываешь в последнее время? В «Оливковом саду»? В «Прериях»? В «Макаронном гриле»?
В одном из них? — Она пренебрежительно фыркнула.
— Нет, обычно ужинаю дома. Какое у нас блюдо дня?
— Тушеная курятина с картофельным пюре, фаршированный перец с мясным соусом, и то и другое в столь поздний час, по моему разумению, тяжеловато, и жареная треска. Плюс доллар, и ты ешь, сколько сможешь. Правила тебе известны.
— Думаю, я остановлюсь на чизбургере и бутылке «Айрон-Сити», чтобы протолкнуть его в горло.
Она что-то чиркнула в блокнотике, потом глянула на меня как на человека, а не клиента.
— Ты в порядке? Выглядишь очень усталым.
— Я действительно устал. В остальном — нет проблем.
Видела вечером кого-нибудь из взвода Д?
— Чуть раньше заезжал Джордж Станковски. А потом ты, дорогой. Копов больше не было. Заходили, конечно, в форме, один вон и сейчас сидит, но… — Она пожала плечами, показывая, что не считает их настоящими копами. В этом я с ней соглашался.
— Что ж, если появятся разбойники, справлюсь с ними в одиночку.
— Если они оставят пятнадцать процентов чаевых, Герой, пусть грабят, — ответила она. — Сейчас принесу тебе пиво, — и она ушла, чуть покачивая бедрами под белым нейлоном.
Пит Куинленд, первый владелец ресторана, давно ушел в мир иной, но в стенках кабинок остались установленные им музыкальные мини-автоматы. Странички с названиями песен переворачивались специальными хромированными рычагами в верхней части автоматов. Сами доисторические мини-автоматы давно уже не работали, но руки сами тянулись к рычагам, чтобы переворачивать страницу за страницей и читать названия песен. Конечно же, половину из них исполнял обожаемый Питом Фрэнк Синатра, в том числе знаменитые «Колдовство» и «Как хорошо быть женщиной».
ФРЭНК СИНАТРА, значилось на этих страничках, а чуть ниже и буквочками поменьше: ОРКЕСТР НЕЛЬСОНА РИДДЛА. Вторую половину составляли рок-н-ролльные песни, которые забывались, как только покидали чарты. Их не крутили на радиостанциях ретро-музыки, хотя вроде бы местечко могло найтись и для них. В конце концов, сколько раз можно прослушать «Бренди (Ты — отличная девочка)», прежде чем начнешь выть от тоски? Я просматривал список песен, которые уже не мог озвучить четвертак.
Оставалось только слушать мерную печальную поступь времени.
«Что же касается самого „бьюика“, если кто-то будет задавать вопросы насчет него, отвечайте, что он конфискован». Вот что сказал нам сержант, когда мы собрались в банкетном зале. Официанток уже давно выставили за дверь, и мы перешли на самообслуживание, каждый вел свой счет и не ошибался даже на цент. Расчет на честность, но почему бы и нет? Мы были честными ребятами и выполняли свой долг. До сих пор остаемся такими. Мы же — сотрудники полиции штата Пенсильвания, так? Истинные воины дорог. Как говорил Эдди, когда был моложе и стройнее, это не просто работа, это гребаное приключение.
Я перевернул страничку. «Сердце из стекла» в исполнении «Блонди».
«Ни слова на бумаге о „бьюике“, и тогда вы никогда не напишете лишнего». Еще одна аксиома Тони Скундиста, высказанная в тот момент, когда под потолком уже собрались сизые облака сигаретного дыма. Тогда курили все, за исключением, может, Керта, и посмотрите, что с ним сталось.
Синатра пел «Еще стаканчик для моей крошки», голос его доносился из динамиков под потолком, а от гриля шел ароматный запах жареной свинины. Прежний сержант твердо верил, что «бьюик» не должен упоминаться ни в каких документах, пока его мозг не отправился в самоволку: клеточки уходили сначала взводами и по ночам, потом ротами, наконец, тронулась вся армия, ясным днем. «Чего нет на бумаге, повредить не может», — как-то сказал он мне, где-то в те дни, когда стало ясно: именно я займу его место и буду сидеть в его кабинете, о дедушка, какое же высокое у тебя кресло! А вот сегодня я, пожалуй, сболтнул лишнего, хоть на бумагу не попало ни слова. Да уж, сболтнул так сболтнул. Открыл рот и вывалил все, от начала и до конца. И не один — с помощью друзей. Вывалили все мальчишке, который еще не отошел от шока, вызванного смертью отца.
Который, несмотря на горе, проявил естественное для его возраста любопытство. Мы напрасно потратили время? Возможно. На ти-ви истории всегда заканчиваются счастливо, но я могу сказать вам, что жизнь в Стэтлере, штат Пенсильвания, не слишком схожа с открытками «Холлмарк» <"Холлмарк" — приветственные и поздравительные открытки на все случаи жизни, выпускаемые крупнейшим производителем «Холлмарк кардс».>. Я говорил себе, что знаю, на что иду, но теперь задавался вопросом: а знал ли? Потому что мы никогда не предпринимаем каких-либо действий, предвидя, что потерпим неудачу, не так ли? Нет, мы действуем, думая, что победа будет за нами, а в итоге в шести случаях из десяти наступаем на грабли, лежащие в высокой траве, и получаем черенком аккурат промеж глаз.
«Расскажите мне, что случилось после того, как вы вскрыли „летучую мышь“. Расскажите мне о „рыбе“».
А вот и «Дарю мою любовь» в исполнении ДЖОННИ ЭЙСА.
Не говоря уже о всех моих усилиях, всех наших усилиях, навести на мысль, что мы не столько хотим просветить его, как побудить к действию. Просто удивительно, что он не зачитал нам права Миранды <Права Миранды — права лица, подозреваемого в совершении преступления, которыми оно обладает при задержании и которые должны быть разъяснены ему при аресте и до начала допроса.>. Происшедшее на скамье для курильщиков можно с тем же успехом назвать и допросом, и воспоминаниями о давно ушедших днях, когда его отец был жив. Жив и молод.
У меня скрутило живот. Я мог бы выпить пиво, которое обещала принести мне Синтия, пузырьки, наверное, помогли бы, но есть чизбургер? Я сомневался, что он полезет мне в глотку. С того вечера, как Кертис вскрыл «летучую мышь», прошло много лет, но я вдруг подумал об этом. «Любопытствующие хотят знать», — и воткнул скальпель в глаз.
Раздался хлопок. Глаз скукожился и целиком вытек из глазницы одной большой черной слезой. Тони и я тогда вскрикнули, и как, скажите на милость, я мог есть чизбургер, вспомнив это? «Хватит, это