Сияние

– Это не папа, – ответил он. – Сегодня – нет.

Она изумленно посмотрела на него, охваченная дурным предчувствием. Мячик путешествовал из руки в руку. Дэнни прочел ее мысли. Ее сын прочел, что она думает.

– Что… что тебе сказал Тони, Дэнни?

– Неважно.

Лицо мальчика было спокойно, а голос невыразителен настолько, что пробирала дрожь.

– Дэнни… – Венди схватила его за плечо – сильнее, чем хотела, но он не поморщился и даже не попытался скинуть ее руку.

(Господи, мы губим мальчика. Не только Джек, я тоже. А может, не только мы… Отец Джека, моя мать – нет ли здесь и их? Конечно, почему бы нет? Все равно этот дом запоганен призраками… подумаешь, парочкой больше. Отче небесный, мальчик – как один из тех чемоданов, что показывают по телевизору, его перезжают, роняют с самолета, пропускают через фабричные машины. Или как часы «Таймэкс». Стукнешь, а они знай себе тикают. Ох, Дэнни, мне так жаль)

– Неважно, – снова повторил Дэнни. Мячик очутился в другой руке. – Тони больше не сможет приходить. Ему не дадут. Его победили.

– Кто?

– Люди из отеля, – ответил он. Тут мальчик взглянул на нее и глаза оказались вовсе не равнодушными. Они были глубокими и испуганными. – И… и вещи. Тут есть разные-разные. Отель просто набит ими.

– Ты можешь видеть…

– Я не хочу видеть, – тихо произнес мальчик и снова стал смотреть на резиновый мячик, который описывал полукружья, летая из руки в руку. – Но иногда, поздно вечером, я их слышу. Они, как ветер – вздыхают все вместе. На чердаке. В подвале. В номерах. Везде. Я думал, это я виноват, потому что я такой. Ключик. Серебряный ключик.

– Дэнни, не надо… не надо из-за этого расстраиваться.

– Но он тоже, – сказал Дэнни. – Папа. И ты. Ему нужны мы все. Он обманывает папу, дурачит его, пытается заставить поверить, что больше всех ему нужен именно он. Больше всех ему нужен я, но он заберет и тебя, и папу.

– Если бы только этот снегоход…

– Ему не позволят, – все также тихо сообщил Дэнни. – Его заставили закинуть в снег какую-то деталь от снегохода. Далеко. Мне приснилось. Потом, он знает, что в 217-м действительно есть женщина. – Мальчик взглянул на мать темными перепуганными глазами. – Неважно, веришь ты мне или нет.

Венди обвила его рукой.

– Дэнни, я тебе верю. Скажи правду. Джек… он попробует нас обидеть?

– Его хотят заставить, – сказал Дэнни. – Я звал мистера Холлоранна, он велел позвать его, если он будет мне нужен. Я и позвал. Но это ужасно тяжело. Я устаю. А хуже всего, что неизвестно, слышит он меня или нет. Не думаю, что он может отозваться, для него это слишком далеко. А я не знаю – для меня тоже слишком далеко или нет. Завтра…

– Что завтра?

Он покачал головой.

– Ничего.

– Где он сейчас? – спросила Венди. – Папа?

– В подвале. Не думаю, что сегодня вечером он поднимется наверх.

Она вдруг встала.

– Жди меня здесь. Я вернусь через пять минут.

* * *

В свете флюоресцентных ламп под потолком кухня казалась холодной и заброшенной. Венди подошла туда, где с магнитных планок свисали ножи для резки мяса. Взяв самый длинный и острый, она завернула его в полотенце и ушла из кухни, погасив за собой свет.

* * *

Дэнни сидел на лестнице, следя глазами за перелетающим из руки в руку мячиком. Он пел: «Она на двадцатом живет этаже, а лифт, конечно, сломался уже. И! Лезу на первый-второй этаж, на третий и на четвертый…»

(Лу, беги ко мне скорей…)

Пение прекратилось. Он прислушался.

(Буду ждать я у дверей)

Голос звучал у него в голове и был настолько частью Дэнни, таким пугающе близким, что мог оказаться одной из его собственных мыслей. Тихий, немного невнятный, он дразнил Дэнни, словно выговаривая:

(да, да, тебе тут понравится. Попробуй, тебе понравится. Попробуй, тебе понраааааавится…)

Слух Дэнни неожиданно обострился, и мальчик вновь услышал – было ли это сборищем призраков и духов, или же это был сам отель, страшная комната смеха, где все нарисованные страшилы оказывались живыми, где каждый аттракцион заканчивался смертью, где живые изгороди ходили, а серебряный ключик мог запустить непристойное зрелище? Тихие вздохи и шелест, напоминающий нескончаемую ночную игру зимнего ветра под карнизами, ветра, убаюкивающего насмерть, которого ни разу не слышали приезжающие летом туристы. Напоминающий гудение летних ос в земляном гнезде – сонных, смертоносных; начинающихся пробуждаться. Торрансы находились на высоте десяти тысяч футов.

(Чем ворон похож на конторку? Конечно, чем выше, тем реже! Выпей еще чаю!)

Живой звук, создаваемый, однако, не голосами и не дыханием. Выросшая на южных дорогах бабка Дика Холлоранна назвала бы его «морок». Исследователь-психолог придумал бы длинное название – психическое эхо, психокинез, телесмическое отклонение. Для Дэнни же это просто безостановочно потрескивал отель, старое чудовище, навсегда заперевшее их в себе: коридоры теперь простирались не только в пространстве, но и во времени, голодные тени, беспокойные гости, которых нелегко угомонить.

В сумраке бального зала часы под стеклянным колпаком одной-единственной музыкальной нотой пробили семь тридцать.

Хриплый, скотский от выпитого голос прокричал:

– Скидывайте маски и давайте трахаться!

На полдороге к дальнему концу вестибюля Венди вздрогнула и замерла на месте.

Она посмотрела на Дэнни, который все еще сидел на ступеньках, перебрасывая мячик из руки в руку.

– Ты что-нибудь слышал?

Дэнни только взглянул на нее, продолжая играть мячиком.

И хотя спали они за запертой дверью, вдвоем, этой ночью сон к ним не шел.

Дэнни, не закрывая глаз, думал в темноте:

(Он хочет стать одним из нихи жить вечно. Вот чего он хочет.)

Венди думала:

(Если придется, я заберу его в горы. Раз уж умирать, я предпочту смерть в горах.)

Мясницкий нож, по-прежнему завернутый в полотенце, она положила под кровать, чтобы был под рукой; они с Дэнни то задремывали, то просыпались. Вокруг потрескивал отель. Снаружи с небес свинцом посыпался снег.