Город вздрагивает от взрыва, и все выходят посмотреть. По всему Честер Миллу жители выходят смотреть. Они стоят перед своими домиками, на подъездных аллеях, на тротуарах, посреди Мэйн-стрит. И хотя небо на север от их тюрьмы большей частью затянуто тучами, им приходится прикрывать глаза от сияния — того, что Расти со своего места на вершине Чёрной Гряды увидел, как второе солнце.
Конечно, они видят все, как оно есть: самые остроглазые даже могут прочитать название на фюзеляже падающего самолёта, пока он не исчезает ниже линии деревьев. В этом нет ничего сверхъестественного; такое уже случалось и раньше, не далее, как на неделе (хотя не так грандиозно, надо признать). Однако в жителях Честер Милла поселяется гнетущий страх, который будет властвовать в городе с того времени и до самого конца.
Тот, кто досматривал неизлечимого больного, скажет вам, что наступает момент ломки, когда сопротивление умирает и вползает покорность. Для большинства жителей Честер Милла точкой ломки стало позднее утро двадцать пятого октября, когда они стояли, кто сам, а кто вместе с соседями, и смотрели, как более трёх сотен людей падают сверху в лес ТР-90.
В начале этого утра приблизительно процентов пятнадцать здешних имели на рукавах голубые повязки «солидарности»; под закат солнца этой среды в октябре их количество увеличилось вдвое. Когда солнце взойдёт завтра утром, таких станет больше половины всего населения.
Сопротивление уступает покорности; покорность рождает зависимость. Кто угодно, кто досматривал неизлечимого больного, скажет вам это. Больные люди нуждаются в ком-то, кто будет подавать им таблетки и стакан с прохладным сладким соком, чтобы их было легче глотать. Они нуждаются в ком-то, кто мазью из арники разотрёт им болезненные суставы. Они нуждаются в ком-то, кто будет сидеть рядом тёмной ночью, когда часы тянутся так долго. Они нуждаются в ком-то, кто скажет: «А теперь спи, завтра будет лучше, я здесь, спи, я обо всём позабочусь».
Спи.
19
Офицер Генри Моррисон привёз Джуниора в больницу — к тому времени парень пришёл в сознание, хотя все так же бормотал какую-то бессмыслицу — а дальше уже Твич повёз его куда-то на каталке. Моррисон смотрел ему вслед с облегчением.
В справочной службе Генри узнал домашний номер Большого Джима и номер городского совета, но, ни там, ни там никто не отвечал — это были номера проводной сети. Он как раз слушал работа, который сообщал ему, что номер мобильного телефона Джима Ренни не значится в реестре, когда взорвался лайнер. Вместе со всеми ходячими в госпитале он выбежал во двор и стоял на разворотной площадке, смотря на новую чёрную метку на невидимой поверхности Купола. Ещё падали последние обломки.
Большой Джим действительно находился в городском совете, но телефон он выключил, чтобы никто ему не мешал доработать обе его речи — одна для копов в этот вечер, а вторая перед всем городом завтра вечером. Услышав взрыв, он бросился наружу. Первой мыслью у него промелькнуло: Кокс подорвал атомный заряд. Никчёмный полковник! Если он пробьётся через Купол — все полетит кувырком!
Он оказался рядом с Элом Тиммонсом, сторожем здания горсовета. Эл показал на север, высоко в небо, где ещё поднимался дым. Большому Джиму это напомнило взрыв зенитного снаряда из какого-то фильма времён Второй мировой войны.
— Там был самолёт! — кричал Эл. — Огромный! Господи! Разве они не предупредили всех?
Большой Джим с облегчением выдохнул, его взволнованное сердце немного замедлило свой темп. Если это был самолет… просто самолёт, а не ядерный взрыв или какая-то суперракета…
У него зазвенел мобильный. Он достал телефон из кармана и открыл:
— Пит, ты?
— Нет, мистер Ренни, это полковник Кокс.
— Что вы наделали? — завопил Ренни. — Что это вы, люди, ради Бога, теперь наделали?
— Ничего, — в голосе Кокса не было и следа бывшего холодного превосходства, он звучал смущённо. — Мы не имеем к этому никакого отношения. Это было… подождите минутку.
Ренни ждал. На Мэйн-стрит было полно людей, разинув рты, они смотрели в небо. Ренни они показались наряженными в человеческую одежду овцами. Завтра вечером они столпятся в зале горсовета, и начнётся их бе-е-е, бе-е-е, бе-е-е когда же нам станет лучше? И бе-е-е, бе-е-е, бе-е-е — позаботьтесь о нас, пока не станет лучше. И он будет заботиться. Не потому, что ему так хочется, а потому, что на то воля Божья.
Снова отозвался Кокс. Теперь вдобавок к волнению, в его голосе звучала паника. Это уже был не тот человек, который брал на испуг Большого Джима, требуя подать в отставку. «Именно таким тоном и говори в дальнейшем, дружок, — подумал Ренни, — и только так».
— По имеющейся информации, рейс № 179 авиакомпании «Эйр Айрленд» наткнулся на Купол и взорвался. Самолёт направлялся из Шеннона в Бостон. У нас уже есть два независимых свидетеля, которые сообщили, что видели трехлистник на хвосте, какой-то материал также может иметь съёмочная группа Эй- Би-Си, которая работала сразу за границей карантинной зоны возле Харлоу… одну секундочку.
Минула не секунда, и не минута, а намного больше времени. Сердце Большого Джима уже замедлилось до его нормального темпа (если таким можно назвать сто двадцать ударов за минуту), но теперь оно вновь ускорилось, и вновь с теми же одиночными циклическими толчками. Он закашлялся и ударил себя кулаком в грудь. Сердце почти успокоилось, и тогда перешло в режим тотальной аритмии. Пот выступил у него на лбу. День, который сначала был серым, моментально показался ему слишком ярким.
— Джим? — это был Эл Тиммонс, и хотя он стоял рядом с Большим Джимом, голос его слышался словно из какой-то далёкой-далёкой галактики. — С вами все в порядке?
— Все хорошо, — произнёс Большой Джим. — Оставайся здесь. Ты мне можешь понадобиться.
Вернулся Кокс.
— Да, действительно это был самолёт ирландской авиакомпании. Я только что посмотрел свежий материал, снятый командой Эй-Би-Си. Там как раз одна из телевизионщиц вела репортаж, и это случилось прямо за её спиной. Они отсняли всю катастрофу.
— Я уверен, их рейтинги взлетят вверх.
— Мистер Ренни, между нами могут быть некоторые разногласия, но я надеюсь, вы донесёте до ваших избирателей, что по этому поводу у них нет никаких причин волноваться.
— Вы мне лучше скажите, каким образом это…
Сердце вновь стукнуло. Дыхания оборвалось, потом восстановилось. Он во второй раз ударил себя кулаком в грудь, теперь ещё сильнее, и сел на скамейку возле вымощенной кирпичом дорожки, которая вела от горсовета до тротуара. Вместо свежего шрама на Куполе, Эл теперь смотрел на него, обеспокоенно хмуря брови и, как думал Большой Джим, со страхом. Даже сейчас, в таком состоянии, ему радостно было это видеть, радостно знать, что его считают незаменимым. Овцы нуждаются в чабане.
— Ренни? Вы слушаете? Вы в порядке?
— Слушаю. — Вместе с тем он прислушивался к своему сердцу, которое оставалось далеко не в порядке. — Каким образом это случилось? Как такое вообще могло случиться? Я-то думал, ваши люди предупредили всех.
— Я ещё не уверен и не буду знать точно, пока мы не откроем чёрный ящик, но мысли на этот счёт у нас есть. Мы разослали директиву во все коммерческие авиакомпании, чтобы держались подальше от Купола, но для рейса № 179 это обычный полётный курс. Мы думаем, кто-то забыл перепрограммировать автопилот. Так просто. Я сообщу вам детали, как только мы их получим, однако сейчас самое важно предотвратить начало паники в городе.
Однако при некоторых обстоятельствах паника хорошая вещь. При некоторых обстоятельствах, а именно пищевой бунт или поджог, это весьма полезная вещь.
— По большому счету это результат глупости, но также и досадная случайность, — продолжал гнуть своё Кокс. — Донесите эту информацию до ваших людей.
