— Большой Джим и Джуниор не обрадуются, — произнёс он. Но ни одного из Ренни, по крайней мере, сейчас, не было здесь; уже за одно это можно быть признательным. Барби осознал, что на какую-то минуту интерес к его особе здешних завсегдатаев перевесил даже естественное любопытство к показу их города на национальном телеканале.
— Большой Джим Ренни может только отлизать у меня! — ответила она. Барби рассмеялся, польщённый такой злостью, и удовлетворённый её таинственностью — она все сказала шёпотом. — А я думала, ты уехал совсем!
— Я едва не выбрался, но слишком поздно отправился в путь.
— А ты видел… это все?
— Да. Расскажу позже.
Он разомкнул объятия, продолжая держать её на расстоянии вытянутых рук, и подумал: «Вот если бы ты была лет на десять моложе, Рози… или хотя бы на пять…»
— Могу ли я снова получить свой фартук?
Она вытерла себе уголки глаз и кивнула.
— Пожалуйста, надень его. Убери оттуда Энсона, пока он нас всех здесь не потравил.
Барби отдал ей честь, проскользнул по коридорчику к кухне и послал Энсона Вилера за стойку разбираться там с заказами и убираться, пока Рози не позовёт его себе на помощь в главный зал. Отступая от плиты, Энсон вздохнул с облегчением. Прежде чем пойти за стойку, он обеими руками пожал Барби правую ладонь.
— Слава Богу, дружище. Я никогда не видел такой горячки, я просто растерялся.
— Не переживай. Мы готовы накормить пять тысяч.
Энсон, отнюдь не пастор, посмотрел на него непонимающе:
— А?
— Не обращай внимания, это я так.
Прозвенел звонок, который висел в уголке кухонного закутка.
— Выполняйте заказ! — позвала Рози.
Раньше, чем прочитать бумажку, Барби схватил жаровню — на гриле творилось бог знает что, как всегда, когда Энсону приходилось заниматься катастрофическим процессом с привлечением огня, который он почему-то называл поварством, — тут же набросил на шею хлястик фартука, завязал его на себе сзади и заглянул в шкафчик возле мойки. Там было полно бейсбольных кепок, которые служили всем обезьянам, которые работали в «Розе-Шиповнике» возле гриля, за шеф-поварские колпаки. Он выбрал кепку с эмблемой «Морских Псов» в честь Поля Джендрона (который теперь находится в объятиях своих самых родных и самых дорогих, как надеялся Барби), задом наперёд водрузил его себе на голову и хрустнул пальцами.
И тогда заглянул в первую бумажку и взялся за работу.
2
В четверть десятого, более чем на час позже обычного для субботы время закрытия, Рози выпроводила последних гостей. Барби запер двери и перевернул табличку с ОТКРЫТО на ЗАКРЫТО. Провёл взглядом по тем с полдесятка последним клиентам, которые пересекли улицу в направлении городской площади, где уже стояли, разговаривая между собой, человек пятьдесят. Взгляды их были направлены на юг, где над 119-м шоссе завис большой шар мощного света. Не телевизионного света, подумал Барби; это армейские подразделения создают там охранный периметр. А как иначе охранять периметр ночью? Конечно, выставив дежурных и осветив мёртвую зону, конечно. Мёртвая зона. Ему не нравилось, как звучит этот термин.
При этом Мэйн-стрит выглядела непривычно тёмной. Электрические огни светились в некоторых домах — там, где работали генераторы, — а также, подпитанные аккумуляторами, светились аварийные огни в универмаге Бэрпи, в «Топливе & Бакалее», в магазине «Новые & Подержанные книги», в «Фуд- Сити» около подножия городского холма и в полудюжине других заведений, но уличные фонари вдоль Мэйн-стрит стояли тёмными, а в большинстве окон вторых этажей, где располагались жилые помещения, горели свечки.
Рози села к столу посреди зала и зажгла сигарету (непозволительно в общественных помещениях, но Барби никому не скажет). Сняв с головы сеточку, которой держалась её причёска, она вымученно улыбнулась Барби, который и сам присел напротив неё. Позади их Энсон драил стойку, так же наконец-то распустив свои длинные волосы, спрятанные до этого под кепкой «Рэд Сокс».
— Я думала, что Четвёртого июля[70] — это трудная работа, но сегодня было хуже, — произнесла Рози. — Если бы не ты, я бы скукожилась в уголке и скулила: «Где моя мамочка?»
— Там была какая-то блондинка в «Ф-150», — произнёс Барби, улыбаясь собственному воспоминанию. — Она чуть ли не согласилась меня подвезти. Если бы так произошло, я, возможно бы, и выбрался. С другой стороны, со мной могло случиться то же самое, что и с Чаком Томпсоном и той женщиной, которая была с ним в самолёте.
Имя Томпсона упоминалось в репортаже Си-Эн-Эн; женщина ещё оставалась не идентифицированной.
Но Рози её знала.
— Это Клодетт Сендерс. Я почти уверена, что она. Доди мне вчера говорила, что у её матери сегодня тренировочный полет.
Между ними на столе стояла тарелка с чипсами. Барби потянулся к тарелке за следующей порцией. И вдруг замер. Ему расхотелось картофеля. Ему больше ничего не хотелось. И красная лужица по краям тарелки теперь больше была похожа на кровь, чем на кетчуп. Так вот почему Доди не пришла.
Рози пожала плечами.
— Возможно. Точно не могу сказать. Я не получала от неё вестей. Да и не ожидала, телефоны же не работают.
Барби решил, что она имеет в виду проводные линии, но даже из кухни он слышал, как люди жаловались на то, как тяжело куда-либо дозвониться по мобильным. Большинство соглашались с мнением, что это из-за того, что ими пользуются все одновременно, таким образом, блокируя частоты. Кое-кто считал, что нашествие телевизионщиков — наверняка, сотни их сейчас шатаются вокруг города, и все вооружены «Нокиями», «Мотороллами», «Ай-Фонами», «Блек-Берри» — создаёт эту проблему. Барби имел более пессимистичные подозрения: ситуация уже под контролем служб нацбезопасности, и это в то время, когда вся страна параноидально боится террористов. Кому-то ещё удавалось иногда куда-то дозвониться, но чем дальше в ночь, тем реже и реже.
— Конечно, — сказала Рози. — Доди могла, как это на неё похоже, просто забить на работу, а вместо этого завеяться в Оберн[71], прогуляться по тамошним магазинам.
— А мистер Сендерс знает, что в том самолёте была Клодетт?
— Не могу сказать наверняка, но я бы очень удивилась, если бы он сейчас об этом ещё не знал. — И она пропела тихим, но благозвучным голоском: «Это маленький город, сынок, ты должен понять».
Барби вяло улыбнулся и подхватил: «Мы одна команда, и нам в нём жить».
Это была старая песня Джеймса Макмертри, которая прошлым летом непостижимым образом вновь на два месяца стала модной на парочке радиостанций формата кантри & вестерн. Понятно, что её не крутили на частоте РНГХ; Джеймс Макмертри не принадлежал к тому типу артистов, которых поддерживало «Радио Иисус».
Рози показала на тарелку.
— Ты ещё будешь есть?
— Нет. Аппетит пропал.
Барби не испытывал большой любви ни к всё время улыбающемуся Энди Сендерсу, ни к дурочке Доди, которая почти наверняка помогала своей подружке Энджи распространять те сплетни, которые и
