уехать, так и сделали.
Чудотворец, хотя и приближался к своему семидесятилетию, весь прошлый вечер провёл на ногах в больнице вместе с Расти, пока Расти буквально силой не вытолкнул его за двери, и вновь был здесь в семь часов утра, когда прибыли Расти с Линдой и с дочерями на буксире. И с Одри, которая, попав в госпиталь «Кэти Рассел», чувствовала себя в новой для неё атмосфере довольно спокойно. Джуди и Дженнилл шли по обе стороны большой собаки, для уверенности дотрагиваясь до её спины. Дженнилл выглядела насмерть перепуганной.
— Что с собакой? — спросил Гаскелл. А когда Расти ему рассказал, тот только кивнул и обратился к Дженнилл: — Давай-ка мы тебя осмотрим, дорогуша.
— Будет больно? — с боязнью спросила девочка.
— Не больше, чем от конфеты, которую ты получишь после того, как я посмотрю твои глазки.
Когда осмотр был закончен, взрослые оставили девочек с собакой в кабинете, а сами вышли в коридор. Доктор Гаскелл ссутулился. Казалось, за прошлую ночь он ещё больше поседел.
— Каков твой диагноз, Расти? — спросил Гаскелл.
— Незначительная эпилепсия, короткие приступы. Думаю, из-за беспокойства и перевозбуждения, однако скуление Одри длилось на протяжении нескольких месяцев.
— Правильно. Мы начнём давать ей заронтин[142]. Ты согласен?
— Да, — Расти был растроган тем, что у него спрашивается сам врач. Ему стало стыдно за те прошлые свои слова и мысли о Гаскелле.
— А собака пусть остаётся рядом с ней, да?
— Конечно.
— Рон, с ней всё будет благополучно? — спросила Линда. Тогда она ещё не знала, что ей придётся выходить на работу; тогда она ещё думала, что спокойно проведёт весь день вместе со своими девочками.
— С ней и сейчас все хорошо, — ответил Гаскелл. — У многих детей случаются приступы незначительной эпилепсии. У большинства из них все проходит после нескольких раз. У других иногда длится годами, но потом тоже проходит. Очень редко бывают какие-то продолжительные расстройства.
Линда повеселела. У Расти была надежда, что ей никогда не станет известно то, о чём промолчал Гаскелл: вместо того, чтобы найти выход из неврологических дебрей, некоторые несчастные дети углубляются в них, вырастая во взрослых эпилептиков. А большие эпилептические приступы могут причинить расстройства. Могут и убить.
И вот дождался, едва только закончил утренний обход (всего с полдесятка пациентов, одна из них мамочка-роженица безо всяких проблем), надеялся на чашечку кофе, прежде чем перебежать в амбулаторию, и тут этот звонок от Линды.
— Я уверена, что Марта охотно возьмёт и Одри, — ответила она.
— Хорошо. Ты свою полицейскую рацию будешь держать при себе на дежурстве, да?
— Конечно, да.
— Тогда отдай свою домашнюю Марте. Согласуйте с ней канал связи. Если будет что-то не то с Дженнилл, я сразу прилечу.
— Хорошо. Благодарю, мой миленький. Есть какая-то надежда, что ты сможешь наведаться туда днём?
Расти размышлял о своих шансах, когда увидел Даги Твичела, тот приближался по коридору. Обычной своей походкой «все по барабану», с заложенной за ухо сигаретой, но Расти заметил, какое встревоженное у него лицо.
— Возможно, мне получится убежать на часок, но обещать не могу.
— Я понимаю, но так хорошо было бы увидеться с тобой.
— Мне тоже. Берегись там. И говори людям, чтобы не ели тех хот-догов. Бэрпи мог их хранить у себя в холодильнике десять тысяч лет.
— Там у него стэйки из мастодонтов, — подхватила Линда. — Конец связи, дорогой мой. Я буду тебя ждать.
Расти засунул рацию в карман своего белого халата, и обратился к Твичу.
— Что случилось? И убери сигарету у себя из-за уха. Здесь больница.
Твич достал сигарету из укрытия и взглянул на неё.
— Я хотел её выкурить около склада.
— Плохая перспектива, — заметил Расти, — для того места, где хранится запас пропана.
— Именно об этом я и пришёл тебе сказать. Большей части баллонов нет, пропали.
— Бред. Они же огромные. Точно не помню, каждый на три или на пять тысяч галлонов.
— Так что ты хочешь этим сказать? Я забыл заглянуть за веник?
Расти почесал затылок.
— Если они будут — кем бы там они не были — гасить это силовое поле дольше трёх- четырёх дней, нам понадобится много газа.
— Расскажи мне что-то, чего я не знаю, — откликнулся Твич. — Согласно учётной карточке на дверях, там должно стоять семь баллонов, а в наличии лишь два. — Он положил сигарету себе в карман белого халата. — Я проверил и другой склад, просто на всякий случай: а что, если кто-то передвинул баллоны туда…
— Кому такое могло прийти в голову?
— А откуда мне знать, Боже правый. Короче, там хранятся самые необходимые в больнице вещи: садовые инструменты и прочее дерьмо. Зато там все указанные в карточке инструменты на месте, только удобрений, сука, почему-то нет.
Расти не волновала пропажа удобрений, он думал о пропане.
— Ну, если очень припечёт, мы можем взять из городских запасов.
— Придётся биться с Ренни.
— Это когда наша больница — его единственная надежда, если у него вдруг кое-что застопорится в груди? Сомневаюсь. Как ты думаешь, буду я иметь возможность на некоторое время вырваться отсюда после полудня?
— Как Чудотворец решит. Сейчас он выглядит боевым командиром.
— А где он?
— Спит наверху. И храпит, словно бешеный. Хочешь его разбудить?
— Нет, — ответил Расти. — Пусть поспит. И я не буду называть его больше Чудотворцем. После того, как он работал с того момента, когда на нас опустилась эта зараза, он заслуживает лучшего.
— Воля ваша, сенсэй. Ты достиг нового уровня просветления.
— Отсоси у меня, хуйлуша, — ответил Расти.
10
А теперь смотрите; смотрите очень внимательно.
Сейчас в Честер Милле два часа обычного, невероятно хорошего — такого, что аж глаза ломит — осеннего дня. Если бы отсюда не погнали прессу, фотокорреспонденты чувствовали бы себя, как в профессиональном раю. И не только потому, что деревья пылают на полную силу. Жители запертого города массово выдвигаются на пастбище Алдена Динсмора. Алден уже согласовал с Ромео Бэрпи сумму аренды: шестьсот долларов. Оба удовлетворены: фермер тем, что заставил бизнесмена значительно поднять ставку от сначала предложенных двухсот, а Ромео тем, что готов был дать и тысячу, если бы до этого дошло.
От демонстрантов и призывателей Иисуса Алден не получил и ломаного цента. Но это не означает, что он не имеет навара с них; фермер Динсмор родился ночью, однако же не в последнюю ночь создания. Как только появились первые машины, он определил большое место для автостоянки, сразу на северной стороне от того места, куда вчера попадали обломки самолёта Чака Томпсона, и поставил там свою жену
