10
Из прошлого лета ему больше всего запомнилось то, что почему-то едва ли не повсеместно играла старая песня Джеймса Макмертри — «Разговор возле заправки Тексако» носила название она. И лучше всего из неё ему запомнилась строка о том, что в маленьком городе «любой из нас должен знать своё место». Когда Энджи начала прислоняться почти вплотную к нему на кухне ресторана, прижиматься грудью к его рукам, когда он за чем-то тянулся, то в его мозгу всплывала именно эта фраза. Он знал, кто её бойфрэнд, и знал, что этот Фрэнки Делессепс принадлежит к кругу тех, кто правит бал в этом городке, пусть даже благодаря его дружбе с сыном Большого Джима Ренни. Но Дейл Барбара был здесь всего лишь перекати-полем. В мире Честер Милла он не имел собственного места.
Как-то вечером она коснулась рукой его мотни и легонько пожала. У него немного встал, и по тому, как игриво она выщерилась, он понял, что она почувствовала его эрекцию.
— А давай-ка ещё разок встанет, ты же хочешь, — произнесла она. Они как раз были одни на кухне, и она поддёрнула вверх своё и без того коротенькое платье, продемонстрировав ажурные розовые трусики. — Все честно.
— Я пас, — сказал он, а она на это показала ему язык.
С этими трюками он сталкивался и в других ресторанных кухнях, иногда даже включался в игру. Это могло быть лишь проходящее желание молодой женщины к старшему и ещё неплохому на вид коллеге. Но вскоре между Энджи и Фрэнки произошёл разрыв, и как-то вечером, когда после закрытия, Барби на заднем дворе вываливал в бак мусор, она сделала уже более серьёзный шаг в его сторону.
Обернувшись, он увидел её перед собой, она обхватила его за плечи и начала целовать. Сначала он ответил на её поцелуй. Энджи на миг оторвалась от него рукой и положила его ладонь себе на левую грудь. Это возвратило его к сознанию. Грудь была упругая, молодая, крепкая. И возможные неприятности тоже. Источником неприятностей могла стать сама Энджи. Он попробовал оторваться от неё, а когда она повисла на нём одной рукой, утопив ногти ему в шею под затылком, он её оттолкнул, хотя сделал это немного сильнее, чем надеялся. Она ударилась о мусорный бак, вытаращилась на него, помацала себе джинсы на заднице и глаза её вытаращились ещё сильнее.
— Благодарю! Теперь у меня все штаны в дерьме!
— Надо было своевременно отпустить, — мягко произнёс он.
— Тебе же понравилось.
— Возможно, — ответил он, — но мне не нравишься ты. — Заметив обиду и злость у неё на лице, добавил: — То есть я хотел сказать, что сама ты нравишься, но я не хочу делать этого таким образом.
Но, конечно же, люди высказывают свои истинные мысли именно в первое стрессовое мгновение.
Через четыре дня вечером в «Диппере» кто-то вылил ему сзади за ворот стакан пива. Обернувшись, он увидел Фрэнки Делессепса.
— Тебе понравилось, Бааарби? Скажи да, и я могу повторить, сегодня тот вечер, когда большая кружка стоит всего два бакса. Ну, а если тебе это не по вкусу, мы можем разобраться во дворе.
— Не знаю, что она тебе рассказала, но все неправда, — сказал Барби.
Громко играл музыкальный автомат — нет, не песню Макмертри, — но у Барби в голове крутилась эта фраза: «Любой из нас должен знать своё место».
— Рассказала она мне, что говорила тебе «нет», но ты всё равно её прижал и выебал. На сколько ты более тяжёлый, чем она? На сотню фунтов? Как мне кажется, это весьма похоже на изнасилование.
— Я этого не делал, — он замолчал, иногда оправдываться бесполезно.
— Ты выйдешь во двор, засранец, или зассал?
— Зассал, — согласился Барби, и, к его удивлению, Фрэнки ушёл. Барби решил, что в этот вечер с него уже хватит музыки и пива, и уже было поднялся, чтобы уйти, но тут вернулся Фрэнки, и не со стаканом, а с кружкой пива.
— Не надо, — попросил Барби, и, конечно же, тот не обратил внимания. Хлюп в лицо. Ливень светлого будвайзера. Несколько пьяных голосов захохотали, послышались аплодисменты.
— Теперь ты можешь выйти, разобраться со мной, — сказал Фрэнки. — Или я подожду. Вскоре здесь уже закрывают, Бааарби.
Барби пошёл, понимая, что рано или поздно всё равно придётся, и, надеясь, что, если он вырубит Фрэнки быстро, раньше, чем это успеет увидеть много народу, на том все и кончится. Он даже сможет извиниться, потом и повторит, что никогда не имел ничего с Энджи. Не будет рассказывать, что это Энджи сама подкатывала к нему, хотя, думал он, об этом знает много людей (Рози и Энсон так точно). Возможно, с окровавленным носом Фрэнки отдуплится и поймёт то, что казалось таким очевидным для Барби: это выдумка молодой дурёхи, чтобы ему отомстить.
Сначала было похоже на то, что будет все, как он хотел. Фрэнки, расставив ноги, стоял на гравии, в свете натриевых фонарей его фигура отбрасывала две тени в противоположные стороны парковки, сжатые кулаки он держал наподобие Джона Л. Салливана[167]. Горделивый, сильный, и глупый — обычный городской бычок. Привыкший сбивать с ног своих противников одним мощным ударом, чтобы потом их поднять и дубасить ещё, пока те не попросят пощады.
Он выступил вперёд и рассекретил своё не такое уже и секретное оружие: апперкот, которого Барби избежал, просто слегка наклонив в сторону голову. Барби ответил прямым джебом в солнечное сплетение. Фрэнки с ошарашенным выражением лица рухнул наземь.
— Нам не стоило бы… — начал Барби, и в этот же миг Джуниор Ренни ударил его сзади по почкам, скорее всего, руками, сведёнными вместе в один кулак. Барби полетел вперёд. Там, вынырнув среди двух припаркованных автомобилей, ударом наотмашь его встретил Картер Тибодо. Вероятно, сломал бы Барби челюсть, если бы попал, но Барби успел отбить его кулак. Так он получил самый большой из своих синяков, который ещё был неприятного жёлтого цвета в День Купола, когда он попытался покинуть этот город.
Поняв, что это спланированная засада, он развернулся, понимая, что надо тикать, пока никто не пострадал серьёзно. И не обязательно этим кто-то будет он. Он предпочёл бы убежать; был негордый. Успел сделать три шага, и тут ему подставил ногу Мэлвин Ширлз. Барби растянулся животом на гравии, и началось избиение ногами. Он накрыл руками голову, но тяжёлые ботинки дубасили его по бёдрам, ягодицам и локтям. Получив удар и по рёбрам, он наконец-то сумел на коленях продвинуться за фургон, на котором Стабби Норман возил свою старую мебель.
Вот тогда-то его и покинул здравый смысл, он перестал думать о бегстве. Барби встал, повернулся к ним лицом и, протянув руки, начал подзывать к себе, шевеля растопыренными пальцами поднятых ладоней. Проход, где он оказался, был узким. Подходить к нему они могли лишь по одному.
Первым попробовал Джуниор; его энтузиазм было вознаграждён ударом ноги в живот. На Барби были кроссовки «Найк», а не тяжёлые ботинки, однако удар был хлёстким и Джуниор сложился пополам возле фургона, хватая ртом воздух. Через него переступил Фрэнки, и Барби дважды съездил ему по лицу — болезненные удары, но не очень сильные, чтобы что-нибудь не сломать. Здравый смысл уже начал возвращаться.
Заскрипел гравий. Он обернулся своевременно, чтобы принять удар Тибодо, который зашёл с тыла. Удар припал в висок, Барби увидел звезды.
«А может, это была комета», — рассказывал он Бренде, откручивая задвижку нового баллона. Тибодо двинулся вперёд. Барби резко влепил ему ногой по щиколотке, и улыбка Тибодо превратилась в гримасу. Он упал на одно колено, похожий на футболиста, которому достался мяч и он ждёт свистка. Вот только футболисты в таком случае не хватают себя за щиколотки.
Как это не абсурдно прозвучало, Тибодо вскрикнул:
— Сука, это подло!
— Ты смотри, кто это гово… — только и успел начать Барби, как Мэлвин Ширлз перекрыл ему сгибом локтя горло. Барби врезал ему локтем в корпус и услышал, как тот зычно отрыгнул. Завоняло пивом, табаком, «слим джэмами»[168]. Он развернулся, понимая, что Тибодо наверняка нападёт на него раньше, чем он успеет вырваться из прохода между двумя автомобилями, куда
