Втроем

Михаил Окунь ВТРОЕМ

Рассказ

Со случайно встреченным приятелем он выпил ноль семь какой-то винной бурды «у Геракла» – в небезызвестном месте, где в нише за спиной древнегреческого Шварценеггера, в вольной позе стоящего на паперти Инженерного замка, для страждущих всегда был наготове граненый. А от нескромных взглядов надежно защищала широкая спина первого культуриста.

Разговор, несмотря на выпитое, не клеился – они не сходились ни по одному пункту, какую тему ни возьми, а потому, дабы окончательно не поссориться, поспешили разойтись.

«Трудно стало с людьми ладить», – проскользнула в его голове клишированная мысль, но не успел он заметить, как это произошло – а вот уж ведет он бойкий разговор с двумя молоденькими девушками, стоящими на набережной Фонтанки.

Непитерский говор выдавал в них приезжих. И действительно, были они из русскоязычной области Украины, из старых казачьих мест, откуда, кстати, произошел «первый красный офицер» Клим Ворошилов и где Оксана (так звали одну из девушек) должна была бы величаться Аксиньей.

Вторую девушку звали Яна, и если ее светловолосая подруга была, как он определил, «средненькой» – и фигурой, и лицом, то красота Яны относилась к южному типу. Невысокая брюнетка с темно-золотистым оттенком кожи, который являет собой как бы вечный загар, с широкими бедрами, с развитой грудью, но в то же время еще не успевшая вступить в зрелую женскую полноту.

Первые же минуты разговора выдали и разницу в характерах подруг – если Оксана была разговорчивой и непосредственной, то Яна молчаливой и довольно язвительной. И, безусловно, ведущей в дуэте.

– Сколько вам лет? – с неким намеком спросила его Оксана.

– А сколько дадите?

– Прокурор дает, – отпустила она шутку с длинной бородой. – Ну, лет тридцать семь – тридцать восемь.

– Это я сегодня плохо выгляжу. Обычно дают меньше. А вообще сорок два.

– Больше, чем нам, вместе взятым, – вступила Яна, – и все девушек клеите. Не поздновато?

– Что вы – я еще только жить начинаю.

Так, болтая, они вошли в Летний сад, прогулялись вдоль Лебяжьей канавки и приблизились к «Амуру и Психее».

– Она никогда не видела его лица во время этого... Как эротично! – проявила Оксана знание мифологии.

– Увидела, а он потом – тю-тю, и вся эротика, – усмехнулась Яна.

– Еще бы, – сказал он, – во сне горячим маслом плеснули. Тут любой сбежит.

– Случайно же...

– И все-таки, девчонки, самая эротичная скульптура здесь не эта.

Он подвел их к «Сатурну»: мускулистый длиннобородый старикан, бог времени, жадно приступал к поеданию младенца – одного из своих многочисленных сыновей.

– Вот. В детстве я этой статуи очень боялся. Видите, как старый обалдуй закусил животик – чем не эротика с элементами садизма?

– Да уж – вцепился, как в гуманитарную помощь, – сказала Яна. Сравнение его покоробило.

Они вышли на набережную Невы.

– А не выпить ли нам вина в честь знакомства, девочки? – игриво спросил он.

– Любите сообразить на троих? – Яна окинула его ироническим взглядом.

– Еще бы! – резковато ответил он и мысленно добавил: «А потом оттрахать обеих собутыльниц, если они такие симпатичные, как вы».

Они купили бутылку вина и выпили ее, сидя на лавке Марсова поля. Обошлись без стакана. Из дальнейшего разговора выяснилось, что приехали подруги без особого дела, просто посмотреть город, и должны были остановиться у дальних родственников Оксаны. Но тех почему-то не оказалось, и у девушек были основательные подозрения, что они в отъезде – ночь пришлось пересидеть на вокзале, а родственники не появились и на другой день.

После следующей бутылки он пригласил их остановиться у него.

Они приехали в окраинный район, заполненный столь любимыми в стране геометрическими телами – поставленными на попб или лежащими на боку параллелепипедами.

Сели за стол. Яна, как тут же выяснилось, любила основательно поесть, и он стойко наблюдал скоропостижную кончину своих консервных припасов – всех этих килек в томате, «завтраков туриста» и даже таинственной кукумарии с морской капустой, навязанной в незапамятные времена в нагрузку к чему-то более съедобному.

За ужином, естественно, выпили еще, развеселились, и уже весь мир сделался для них бесшабашным и нетрезвым. Включили телевизор. Шли новости. Пьяный диктор не мог выговорить слово «бадахшанский».

...Он сидел на диване между ними, по-щенячьи довольный жизнью. Потом они затеяли шутливую возню, во время которой он, почуяв, что от него чего-то ждут, притянул их головы к себе, и губы всей троицы слились. Он погасил бра. Чья-то рука заскользила по нему – от колена и выше, чьи-то губы прилепились к его шее, и без перехода он услышал шепот Яны:

– Оксанка, ты первая...

Та послушно и стала первой. При этом он все время ощущал сухой горячий язык Яны, проявлявшийся то здесь, то там, – и везде неожиданно, даже иногда мешая ему своими проникновениями во всевозможные образующиеся зазоры.

– Только не в меня! – задыхающимся голосом попросила Оксана.

– В меня!.. – будто эхом отозвалась Яна.

Уже мало что соображая, он, пересилив себя, oтоpвaлcя от влажного содрогающегося тела и в ту же секунду почувствовал припавшие к нему губы, которые и не дали пролиться ни капле...

Ночью он проснулся от холода. Оксана спала, завернувшись в одеяло. На кухне горел свет. Яна пила чай. В одной руке у нее был внушительных размеров бутерброд, тщательно укомплектованный маслом и сыром, в другой – нож с куском масла на лезвии. Она внимательно оглядела бутерброд, и, поколебавшись, не отправила масло обратно в масленку, а стала намазывать его сверху на сыр.

– Устала я сегодня, – как бы оправдываясь, сказала она.

Днем они ездили в город – без него. Вечером его вопросы примерно повторялись. Отвечала обычно Оксана.

– Где сегодня были?

– Шлялись по городу. Были в Русском музее. А потом попали в Дом актера.

– «Попали»... Чего туда попадать – это теперь проходной двор. И что там?

– Пили кофе. Познакомились с одним писателем.

– Это кто же?

Оксана назвала фамилию.

– А, знаю... Десятка полтора сентиментальных рассказиков. Под пятьдесят, а все корчит из себя беспутного гения. Вечно пьян. Головой он усталый...

– То, что пьян, – его личное дело, – заметила Яна. – Глаза у него беззащитные, особенно когда без очков. А ты злой...

– Ну-ну.

А ночи складывались, как стеклышки в калейдоскопе: элементы одни и те же, сочетания разные. Но и калейдоскоп долго крутить приедается...

Прошла неделя. Он провожал их на Витебском вокзале. Старик Сатурн дожевывал последние минуты.

Глаза у Оксаны были уже на мокром месте. Яна курила, сосредоточенно уткнувшись взглядом в асфальт перрона.

Он посмотрел на них и вдруг отчетливо понял, что стоит поезду отойти, как придут острые сожаления о каждом часе, не проведенном с ними – на прогулке, в кино, в кафе, в постели...