ее воздействие. Точно так же, как можно вызвать помехи на экране телевизора, поднеся к нему работающий миксер. Может, Эл правильно определил причину. А может, черт возьми, повышенная чувствительность определялась избытком выпитого.
— Да никто, — ответил я успокаивающим голосом. — Для вас это не имеет никакого значения. Меня зовут Джордж. А вас?
— Хрен моржовый! — фыркнул он, продолжая отползать. Если это было его имя, встречалось оно крайне редко. — Не должно тебя здесь быть.
— Не волнуйтесь, я уже ухожу. — Я взял портфель в руку, чтобы продемонстрировать, что слова у меня не расходятся с делом, а он по уши втянул голову в костлявые плечи. Словно решил, что я сейчас запущу в него портфелем. Он напоминал пса, которого били так часто, что он и не ожидал ничего другого. — Все хорошо, никаких обид, лады?
— Убирайся отсюда, ублюдок. Проваливай, откуда явился,
— Договорились. — Я все еще приходил в себя после внезапного столкновения, и оставшийся адреналин смешивался с жалостью… не говоря уже о раздражении. То же раздражение я испытывал по отношению к Кристи, когда приходил домой и обнаруживал, что она опять пьяна в дым, несмотря на все обещания встать на путь исправления и не сходить с него, раз и навсегда отказавшись от спиртного. Коктейль из этих чувств да еще тепло сентябрьского дня привели к тому, что меня замутило. Не лучшее начало спасательной операции.
Я подумал о «Кеннебек фрут», о том, до чего же хорош тамошний рутбир. Буквально увидел клуб пара, вырвавшийся из морозильника, когда Фрэнк Аничетти-старший открыл дверцу, чтобы достать большую кружку. Да, вот где царила блаженная прохлада. И я без дальнейшего промедления двинулся в этом направлении, а мой новый, но тщательно состаренный по краям портфель колотил меня по коленке.
— Эй! Эй, как тебя там!
Я обернулся. Алкаш поднимался, опираясь рукой о стену сушильного сарая. Он схватил шляпу и теперь прижимал к животу. Начал лихорадочно ощупывать ее свободной рукой.
— У меня желтая карточка из зеленого дома, так что дай мне бакс, козел. Сегодня — день двойной выплаты.
Мы вернулись в привычную колею. Это успокаивало. Тем не менее мне не хотелось подпускать его слишком близко. Я опасался напугать его или спровоцировать еще одну атаку. Остановился в шести футах и вытянул руку. Монета, которую дал мне Эл, блестела на ладони.
— Бакс дать не могу, но вот половина.
Он замялся, теперь держа шляпу в левой руке.
— Даже не проси отсосать.
— Соблазнительно, но я устою.
— Чё? — Он перевел взгляд с монеты на мое лицо, снова на монету. Поднял правую руку, чтобы стереть слюну с подбородка, и я заметил еще одно отличие от моего прежнего визита в прошлое. Ничего катастрофического, но я задался вопросом, а так ли прав Эл, утверждая, что всякий раз происходит сброс на ноль.
— Мне без разницы, возьмете вы ее или нет, но определитесь побыстрее. У меня полно дел.
Он схватил монету и тут же отбежал обратно, к стене сушильного сарая. Его глаза стали большими и влажными. На подбородке вновь заблестела слюна. Ничто в мире не сравнится с обаянием окончательно спившегося алкаша. Не могу понять, почему «Джим Бим», «Сигрэмс» и «Крепкий лимонад Майка» не используют их в журнальной рекламе. «Выпей „Бима“ и увидишь та-а-акие глюки!»
— Ты кто? Что ты здесь делаешь?
— Надеюсь, что работаю. Послушайте, вы не обращались к АА с вашей маленькой проблемой по части вы…
— Отвали, Джимла!
Я понятия не имел, что такое джимла, но «отвали» он произнес громко и отчетливо. Я направился к воротам, ожидая, что вдогонку он еще о чем-нибудь спросит. В прошлый раз не спросил — однако эта встреча определенно отличалась от предыдущей.
Потому что на этот раз я имел дело не с Желтой Карточкой, ох не с Желтой. Когда он поднимал руку, чтобы вытереть подбородок, я заметил, что карточка, которую он зажимал пальцами, изменила цвет.
Она осталась грязной, но из желтой превратилась в ярко-оранжевую.
Я пересек автомобильную стоянку, вновь, на удачу, похлопал рукой по багажнику красно-белого «Плимута-фьюри». Чувствовал, что удача мне определенно потребуется. Миновал железнодорожные пути, опять услышав «чух-чух» настоящего поезда, только расстояние до него определенно увеличилось, потому что на этот раз общение с Желтой Карточкой — точнее, с Оранжевой — чуть затянулось. В воздухе стояла фабричная вонь, мимо проехал тот же автобус. Припозднившись, я не смог прочесть название маршрута, но помнил его с прошлого раза: «ЛЬЮИСТОНСКИЙ ЭКСПРЕСС». Интересно, сколько раз Эл видел этот самый автобус, с этими самыми пассажирами за окнами?
Я поспешил на другую сторону улицы, разгоняя рукой сизое облако выхлопных газов. Поклонник рокабилли стоял на своем посту у двери, и я подумал, а что будет, если обратиться к нему его же словами. Но вовремя сообразил, что только запугаю его, как алкаша у стены сушильного сарая. Если крадешь у таких подростков секретный язык, у них мало что остается. А этот не мог вернуться домой и усесться за «Иксбокс». Поэтому я просто кивнул.
Он кивнул в ответ.
— Хай-йо, чувак.
Я вошел. Звякнул колокольчик. На этот раз я проследовал мимо стойки с дешевыми комиксами к прилавку с газировкой, за которым стоял Фрэнк Аничетти.
— Что я могу вам предложить, мой друг?
На мгновение я запнулся, потому что в прошлый раз он начал с другой фразы. Потом понял, что иначе и быть не могло. В прошлый раз я взял со стойки газету. В этот — нет. Может, каждое возвращение в 1958 год действительно сбрасывало все на ноль (за исключением Желтой Карточки), но когда ты впервые что-то менял, все как бы начиналось с чистого листа. Идея и пугала, и раскрепощала.
— Я бы не отказался от рутбира, — ответил я.
— И я бы не отказался от покупателя, так что мы можем помочь друг другу. За пять центов или за десять?
— Полагаю, за десять.
— Что ж, полагаю, вы полагаете правильно.
Из морозильника появилась покрытая изморозью кружка. Он воспользовался ручкой деревянной ложки, чтобы снять пену. Долил кружку до края и поставил передо мной. Все как в прошлый раз.
— С вас дайм, плюс один цент для губернатора.
Я протянул старинный доллар Эла, а пока Фрэнк Один-Ноль набирал сдачу, оглянулся — и увидел Желтую Карточку, стоявшего напротив винного магазина — зеленого дома — и покачивавшегося из стороны в сторону. Его вид напомнил мне об индийском факире из какого-то старого фильма. Факир играл на дудке, а из плетеной корзины поднималась кобра. По тротуару, точно по графику, к двери приближался Аничетти-младший.
Я повернулся, пригубил рутбир и вздохнул:
— Как же хорошо.
— Да, нет ничего лучше холодного бира в жаркий день. Не местный, верно?
— Из Висконсина. — Я протянул руку. — Джордж Амберсон.
Он пожимал мне руку, когда звякнул колокольчик над дверью.
— Фрэнк Аничетти. А это мой сын, Фрэнк-младший. Поздоровайся с мистером Амберсоном из Висконсина, Фрэнки.
— Добрый день, сэр. — Фрэнки улыбнулся мне, кивнул и повернулся к отцу: — Тит уже поставил пикап на подъемник. Говорит, к пяти все будет готово.
