— Каопектат, — прохрипел я, не узнав собственного голоса. — Он у вас есть? — А себя спросил: вдруг его еще не изобрели?
— Подхватили желудочный грипп? — Свет верхних ламп отражался от линз маленьких очков без оправы и растекался в стороны, когда аптекарь двигал головой.
— Есть у вас каопектат или нет?
— Разумеется. Второй проход.
— Резиновые трусы. Где их найти?
Тонкогубая улыбка стала шире. Резиновые трусы для взрослых — это смешно, понятное дело, если они нужны не вам, а кому-то еще.
— Пятый проход. Хотя, если будете держаться ближе к дому, они вам не потребуются. Судя по вашей бледности, сэр… и учитывая, как вы потеете… может, лучше никуда и не выходить.
— Благодарю, — ответил я, представляя, как мой кулак врезается ему в рот и забивает вставные зубы в глотку.
По магазину я продвигался крайне медленно, чтобы не трясти свои измученные внутренности больше необходимого. Взял бутылку каопектата (большую, экономичной расфасовки, ставим галочку в списке), потом резиновые трусы (для взрослых, большого размера, ставим галочку). Трусы лежали в отделе «Средства ухода за больным», между клизмами и бухтами желтого пластикового шланга, предназначение которого я даже знать не хотел. Тут же лежали и подгузники для взрослых, но на них я не клюнул. Если б возникла необходимость, натолкал бы в резиновые трусы посудные полотенца. Мысль эта показалось мне забавной, и, несмотря на прискорбное состояние, пришлось подавлять смех. В моем деликатном положении он мог привести к беде.
Словно чувствуя, что спешка мне противопоказана, скелетообразный фармацевт пробивал мои покупки медленно. Я трясущейся рукой протянул пятидолларовую купюру.
— Что-нибудь еще?
— Только одно. Мне плохо, вы видите, что мне плохо, так какого черта ухмыляетесь, глядя на меня?
Мистер Кин отступил на шаг, улыбка растаяла.
— Уверяю вас, я
Кишки свело судорогой. Я покачнулся, схватил бумажный пакет с покупками, второй рукой оперся о прилавок.
— Туалет у вас есть?
Улыбка вернулась.
— Боюсь, не для покупателей. Почему бы вам не зайти в… одно из заведений через улицу?
— А вы ведь ублюдок, да? Идеальный чертов дерриец.
Он застыл. Потом развернулся и направился в закуток, где держал таблетки, порошки и сиропы.
Я медленно прошествовал мимо стойки с газировкой и вышел за дверь, будто стеклянный человек. День выдался прохладным, температура поднялась не выше сорока пяти градусов[63], но солнечные лучи обжигали кожу. И я потел. Вновь скрутило живот. Я постоял, опустив голову, одной ногой на тротуаре, другой — в сточной канаве. Отпустило. Пересек улицу, не глядя на автомобили. Кто-то из водителей посигналил. Я удержался от того, чтобы показать ему палец, только потому, что мне и без этого хватало забот. Было не до драки. Я и так воевал с собственным организмом.
Вновь судорога, низ живота резануло как ножом. Я побежал. Дверь «Сонного серебряного доллара» находилась ближе всего. Рывком распахнув ее, я влетел в полумрак и дрожжевой запах пива. Из музыкального автомата Конуэй Твитти стонал, что все это не всерьез. Мне хотелось ему верить.
Зал пустовал, если не считать мужчины, сидевшего за пустым столиком, и бармена, который, склонившись над стойкой, решал кроссворд в утренней газете. Бармен вскинул голову, посмотрел на меня.
— Туалет, — прохрипел я. — Быстро.
Он указал в глубь зала, и я помчался к дверям с надписями «МАЛЬЧИШКИ» и «ДЕВЧОНКИ». Атаковал первую, как нападающий футбольной команды, вырвавшийся в открытую зону. Внутри воняло говном, сигаретным дымом и хлоркой, от которой слезились глаза. В единственной кабинке дверь отсутствовала, к счастью для меня. Я сдернул брюки со скоростью Супермена, опаздывающего на ограбление банка, развернулся и плюхнулся на сиденье.
Успел.
Когда нутро успокоилось, достал из пакета бутыль каопектата и сделал три больших глотка. Желудок начал выворачиваться. Я это пресек. Убедившись, что первая порция не собирается в обратный путь, глотнул еще, рыгнул и медленно накрутил крышку на горлышко. На стене слева кто-то нарисовал пенис и яйца. Яйца взрезали, и из них хлестала кровь. Под этой очаровательной картинкой художник написал: «ГЕНРИ КОСТАНГУЭЙ! ВОТ ЧТО С ТОБОЙ БУДЕТ, ЕСЛИ ЕЩЕ РАЗ ТРАХНЕШЬ МОЮ ЖЕНУ».
Я закрыл глаза и тут же увидел единственного посетителя бара, который удивленно наблюдал за моим рывком к туалету. Но посетителя ли? На столике перед ним ничего не стояло. Он просто сидел. С закрытыми глазами я ясно видел его лицо. Знакомое мне лицо.
Выйдя из туалета, Бесподтяжечника я уже не застал. Конуэя Твитти сменил Ферлин Хаски. Я прямиком направился к бармену.
— Когда я вошел, тут сидел один парень. Кто он?
Бармен оторвался от кроссворда.
— Никого не видел.
Я достал бумажник, вытащил пятерку, положил на стойку возле подставки под пивную кружку с рекламой «Наррагансетта»[64].
— Имя.
После короткого молчаливого диалога с самим собой бармен посмотрел на банку для чаевых, в которой лежала одинокая монетка в десять центов, на другую банку, с маринованными яйцами, и пятерка исчезла.
— Билл Теркотт.
Ни имя, ни фамилия мне ничего не говорили. И пустой столик, возможно, ничего не означал, но с другой стороны…
Я положил на стойку близнеца Честного Эйба.
— Он приходил, чтобы приглядывать за мной?
Положительный ответ означал бы, что за мной следили. И не только сегодня. Но почему?
Бармен пододвинул купюру ко мне.
— Я только знаю, что он приходит сюда выпить пива, и не одну кружку.
— Тогда почему сегодня он ушел, не выпив ни одной?
— Может, заглянул в бумажник и обнаружил в нем лишь пустоту. Я что, похож на гребаную Брайди Мерфи[65]? А теперь, раз уж вы провоняли мой туалет, почему бы вам не заказать что-нибудь?
— Там так же воняло и до моего прихода, друг мой.
Не самая лучшая завершающая реплика, но в сложившихся обстоятельствах на большее меня не хватило. Я вышел, постоял на тротуаре, оглядываясь в поисках Теркотта. Его я не заметил, зато увидел Норберта Кина в витрине аптеки. Сложив руки за спиной, он наблюдал за мной. Без улыбки.
В двадцать минут шестого я припарковал «Санлайнер» на стоянке, примыкавшей к баптистской церкви на Уитчем-стрит, в которой, согласно объявлению, в пять вечера началось собрание АА. В багажнике «Форда» лежали все вещи, накопленные мной за семь недель проживания в Дерри, или, как я привык его называть, в Необычном маленьком городе. Из незаменимого — только врученный мне Элом
