– Ладно, – вступила Света. – Вот ты сказал: «писатель». Писал, писал – и до чего дописался?
– Переехал из одного областного центра в другой. Да и вы вроде как не бог весть до чего доплясались.
– Жизнь несправедлива – упс!
– Она и не обещала быть справедливой. Кстати, всего вторую неделю в Дойчланде, а уже понабрались местных словечек: упс, упс, хрю, хрю!
– А почему бы и не понабраться? Замечательная страна. Люди добрые, хорошие, улыбаются, данке шён, бите шён.
– Да все тут, как и везде! Просто бедные стараются не подать виду, что они бедные, а богатые на каждом шагу им об этом не напоминают. И все просто, без надрыва, живут жизнь. Чего и нам желают.
Постепенно загнулся и жизнерадостный пузатый «Мажестат». «И что дальше пьем?» – уже не столь бойко ворочая языком, спросила Таня.
«Ну и ну, – подумал он. – Питерская закалка». Ему вдруг вспомнилось, как однажды на Петроградской два мужика ввели под руки в винный погреб третьего, рычащего: «Рыслингу хочу! Хочу ры-ы-слингу!»
– Пенистый сект! Бите!
– От слова «пенис»?
Приехали!
...В постели они естественным образом оказались втроем. Он потом даже не вспомнил, как это получилось. Просто очнулся и обнаружил себя в сплетении двух напряженных упругих тел.
И была нежность с лицом нежности, и был разврат с лицом смерти. Потому что в какие-то его моменты всегда хочется умереть, умереть...
И последнего было больше. А ему так хотелось, чтобы больше было нежности.
...Они действовали языками, как заядлый бильярдист кием. С той разницей, что их кии то выталкивали шары из горячих влажных луз, то помогали им вновь туда втянуться. И когда подчас оба шара оказывались в разных лузах одновременно, он стонал от приторной тянущей боли, но молил Бога, чтобы длилась она вечно.
А потом перед ним возникли сразу четыре пылающих отверстия – вертикально. Это Таня, опершись на локти, встала на четвереньки, прогнувшись, а Света легла ей на спину грудью. И он без устали воздавал должное этому «параду планет» – губами, языком, членом. И их ягодицы стали клейкими.
И, не чуждые лесбийским играм, они ласкали друг дружку, и он смотрел, и впитывал, стараясь насытить свой взор на долгие месяцы вперед. И не заметил, как за окном начало светлеть. И ночь уступила место мерзости торопливых утренних сборов с их натуралистическими подробностями.
– Что ж, девочки, местный «Эрос-центр» гордился бы нами, – пошловато пошутил он, чтобы сказать хоть что-нибудь.
Но его не слышали. Вероятно, мысленно они уже версифицировали для своих коллег ночное отсутствие.
Спустились вниз.
– Ну, до встречи в Питере! – бросила Света. – Когда приедешь?
«За столько лет такого маянья...»[5] – внезапно с фальшивым звоном разбилась стеклянная стопочка, соскочившая с потайной полки.
– Я, девочки, не приеду никогда.
– Ну-ну, не грусти. Пока! Может быть, мы на следующий год снова приедем на гастроли. Адрес есть. – Света и Таня одновременно чмокнули его в обе щеки и заторопились. Холодно, холодно...
Он смотрел им вслед. Пружинящей
Он поднялся к себе, опустил наружные жалюзи. Сегодня первый день лета. Бог ты мой, как в детстве мало было нужно! – лишь бы мама пораньше с работы пришла. Утыкался взглядом в крупные хризантемы на обоях, похожие на растрепанные кочны капусты. Здесь-то и уткнуться не во что – стены покрыты однообразной белой «шубой». И – пещь огненная внутри.
Но как холодно, холодно... Наливай ловец, а то холодно! Он извлек неубиенный шкалик коньяку, выплеснул его в кофейную чашку, опрокинул залпом, прилег. Итак, обратное превращение щелкунчика в принца состоялось – но лишь на одну ночь (при этом сей распрекрасный наследник престола тотчас во все лопатки пустился в развратец, хе-хе-с).
Он закрыл глаза. Во тьме стали образовываться какие-то уплотнения, сгустки. И через минуту они определились в злонамеренно улыбающиеся мышиные физиономии.
© 2007, Институт соитологии
Примечания
1
Европейская система дешевых продуктовых магазинов
2
В.В.Набоков. «Дар».
3
Владислав Ходасевич, «Берлинское».
4
А.Платонов.
5
Георгий Иванов
