– Не передумаю.
– А вдруг. Можно я зайду и вызову такси?
– Конечно.
Они вошли в дом, и едва Сара зажгла свет, как у нее начался новый приступ дрожи.
– Телефон в гостиной. Пойду-ка я лягу и укроюсь пледом.
Гостиная была маленькая и без всяких излишеств; от сходства с казармой ее избавляли лишь броские занавески, изрисованные цветами немыслимых форм и оттенков, да несколько плакатов на стене: Дилан в Форест-Хиллс, Баэз в Карнеги-холл, «Джефферсон эйрплейн» в Беркли, «Бэрдс» в Кливленде.
Сара легла на кушетку и до подбородка натянула плед. Джонни озабоченно смотрел на нее. Лицо Сары было белое, как бумага, лишь под глазами темные круги. Она выглядела действительно больной.
– Может, мне остаться на ночь, – сказал он. – Вдруг что-нибудь случится…
– Например, маленькая, с волосок, трещинка в шейном позвонке? – Она взглянула на него с печальной улыбкой.
– Ну… Мало ли что.
Зловещее урчание в животе решило дело. Она искренне собиралась закончить ночь в постели с Джоном Смитом. Правда, из этого ничего не вышло. Не хватало теперь еще прибегнуть к его помощи, когда ее станет тошнить и она побежит в туалет глотать «Пепто-Бесмол».
– Все будет в порядке, – сказала она. – Это испорченная сосиска, Джонни. Ты запросто мог съесть ее сам. Позвони мне завтра, когда у тебя будет перерыв.
– Ты уверена?
– Да.
– Ладно, парнишка. – Решив больше не спорить, он поднял трубку и вызвал такси. Она закрыла глаза, убаюканная и успокоенная его голосом. Ей особенно нравилась в Джонни его способность делать всегда то, что нужно, что от него хотят, не думая о том, как он при этом выглядит. Прекрасная черта. Она слишком устала и чувствовала себя слишком паршиво, чтобы еще играть сейчас в светские игры.
– Готово, – сказал он, вешая трубку. – Они пришлют такси через пять минут.
– По крайней мере у тебя теперь есть чем заплатить, – сказала она улыбаясь.
– Чаевых не пожалеем, – отозвался он, подражая известному комику Филдсу.
Он подошел к кушетке, сел, взял ее за руку.
– Джонни, как ты это сделал?
– Ты о чем?
– Колесо. Как это тебе удалось?
– Какое-то озарение, вот и все, – сказал он без особой охоты. – У каждого бывают озарения. На лошадиных бегах или при игре в очко, даже в железку.
– Нет, – сказала она.
– Что – нет?
– Не думаю, что у
– Правда?
– Да.
Джонни вздохнул.
– Время от времени у меня появляются какие-то предчувствия, вот и все. Сколько я себя помню, с самого раннего детства. Мне всегда удавалось находить потерянные вещи. Как этой маленькой Лизе Шуман в нашей школе. Ты ее знаешь?
– Маленькая, грустная, тихая Лиза? – Она улыбнулась. – Знаю. На моих уроках практической грамматики она витает в облаках.
– Она потеряла кольцо с монограммой школы, – сказал Джонни, – и пришла ко мне в слезах. Я спросил ее, смотрела ли она в уголках верхней полки своего шкафчика для одежды. Всего-навсего догадка. Но оно оказалось там.
– И ты всегда мог это делать?
Он засмеялся и покачал головой.
– Едва ли. – Улыбка слегка угасла. – Но сегодня чувство было особенно сильным, Сара. Это Колесо… – Он слегка сжал пальцы и разглядывал их насупившись. – Оно было вот здесь. И вызывало чертовски странные ассоциации.
– Какие?
– С резиной, – произнес он медленно. – Горящей резиной. И холодом. И льдом. Черным льдом. Все это было где-то в глубинах моей памяти. Бог знает почему. И какое-то неприятное чувство. Как будто предостережение.
Она внимательно посмотрела на него, но ничего не сказала. Его лицо постепенно прояснилось.
– Но что бы это ни было, сейчас все прошло. Может, так показалось.
– Во всяком случае, подвалило на пятьсот долларов, – сказала она. Джонни засмеялся и кивнул. Больше он не разговаривал, и она задремала, довольная, что он рядом. Когда она очнулась, по стене разлился свет фар, проникший в окно. Его такси.
– Я позвоню, – сказал он и нежно поцеловал Сару. – Ты точно не хочешь, чтобы я побыл здесь?
Внезапно ей этого захотелось, но она отрицательно покачала головой.
– Позвони, – сказала она.
– На третьей переменке, – пообещал он и направился к двери.
– Джонни?
Он повернулся.
– Джонни, я люблю тебя, – сказала она, и его лицо засветилось, словно вспыхнула электрическая лампочка.
Он послал воздушный поцелуй.
– Будешь чувствовать себя лучше, – сказал он, – тогда поговорим.
Она кивнула, но прошло четыре с половиной года, прежде чем она смогла поговорить с Джонни Смитом.
– Вы не возражаете, если я сяду впереди? – спросил Джонни таксиста.
– Нет. Только не заденьте коленями счетчик. Еще разобьете.
С некоторым усилием Джонни просунул ноги под счетчик и захлопнул дверь. Таксист, бритоголовый мужчина средних лет, с брюшком, опустил флажок, и машина двинулась по Флэгг-стрит.
– Куда?
– Кливс Милс, – сказал Джонни. – Главная улица. Я покажу.
– Придется взять с вас в полтора раза больше, – сказал таксист. – Мне ведь, сами понимаете, пустым оттуда возвращаться.
Рука Джонни машинально накрыла пачку купюр в брючном кармане. Он пытался вспомнить, держал ли когда-нибудь при себе столько денег сразу. Только однажды. Когда купил подержанный «шевроле» за тысячу двести долларов. По наитию он попросил в банке выдать ему наличными – хотелось своими глазами увидеть такую кучу денег. Оказалось, ничего особенного. Зато какое было лицо у торговца машинами, когда Джонни вывалил ему в руку двенадцать стодолларовых бумажек! На это стоило посмотреть. Правда, сегодня пачка денег в кармане его нисколько не радовала, скорее наоборот, вызывала какое-то беспокойство, и ему вспоминалось выражение матери:
– Хорошо, пусть будет в полтора раза больше, – сказал он таксисту.
– Ну вот и договорились. – Таксист стал более разговорчивым. – Я так быстро приехал, потому что у меня был вызов на Риверсайд, а там никого не оказалось.
– Правда? – равнодушно спросил Джонни. Мимо проносились темные дома. Он выиграл пятьсот долларов, ничего подобного с ним еще не случалось. Его не оставлял призрачный запах горящей резины… словно он вновь переживает что-то, случившееся с ним в раннем детстве… ощущение грядущего несчастья отравляло радость удачи.
– Да, эти пьянчуги сначала звонят, а потом передумывают, – сказал таксист. – Ненавижу поганых
