злость взяла! Прихватил я Пола за грудки – он как раз до нас дошел, – сказал пару ласковых и спиной о валун приложил. Для понятливости.
– Сволочь ты, Барри, – приглушенно бросила девушка. – Тупая здоровая скотина. Хуже акулы.
– Может, и так, Эми, – изуродованная щека Барри задергалась, заплясала страшным хороводом полузаживших рубцов. – А может, и не так. И скажу я тебе вот что: Пол твой замечательный одну руку высвободил и тыльной стороной ладони меня по морде, по морде… наотмашь. Хорошо еще, что я сознание сразу потерял. Доктор в Чарлстоне потом говорил: от болевого шока.
Барри машинально коснулся шрамов кончиками пальцев, по-прежнему глядя в пол.
– Очнулся я от стонов Чарли. Он на меня навалился и бормочет, как полоумный: «Барри, ты живой? Ты живой, Барри?» Живой, отвечаю, а язык не поворачивается. И к левой щеке словно головню приложили. Не помню, как домой добрались. Родителям соврали, что в Серых скалах в расщелину сорвались. Они поверили – зря, что ли, у меня вся рожа перепахана, а у Чарли правое запястье сломано? Чарли мне уже потом рассказал: это его Пол за руку взял. Просто взял, пальцы сжал… вот как вы, мистер Джейкобс! Только у вас лапища, не приведи бог, а Пол всегда хиляком был…
Тишина.
Люди молчали, переглядывались; время шло, а люди молчали…
– Может быть, мы все же вернемся к акуле? – наконец просительно сказал доктор Флаксман, нарушив затянувшуюся дымную паузу, во время которой успели закурить чуть ли не все, исключая самого доктора, старого Лакембу и Эми. Дым сгущался, тек клубами, искажая лица, превращая их в лупоглазые рыбьи морды, проступающие сквозь сизые потоки за стеклом гигантского аквариума.
– Барри говорил, что акула в итоге «сбежала». Как это случилось? В конце концов, здесь не федеральная тюрьма, а
Увы, мудреное название белой акулы в баре Кукера успеха не имело.
– Когда ваши «мозговые косточки» из Чарлстона даже не почухались в ответ на нашу с Хью депешу… – изрядно набравшийся Ламберт с трудом ворочал языком, и, произнеся эту фразу, он с минуту отдыхал. – Так вот, мы неделю подождали – и отбили им вторую телеграмму. А надо было поехать лично и отбить почки! Потому что они соизволили отозваться! Дескать, хрена вам, рыбари мокрозадые, а не денег, подавитесь своей раздерьмовой акулой – или пусть лучше она вами подавится!
– Идиоты!.. – пробормотал доктор Флаксман, комкая край скатерти. – Бездельники! Если бы я узнал хоть на неделю раньше…
Однако рыбак не расслышал слов ихтиолога.
– Все вы, яйцеголовые, одинаковы! – рычал Малявка. – Ломаного цента от вас не дождешься! А потом в газетах про нас, простых людей, кричите: невежи, мол, тупицы! Из-за них пропала эта, как ее… уми… муми… уникальная научная находка! Не скупились бы на хрустящие – ничего б и не пропадало! Все бы вам тащили, море вверх дном перевернули бы!..
– Вот это точно, – вполголоса буркнул ихтиолог.
– А так – что нам оставалось? Поперлись мы с Хью в бар…
– …Как же, как же! Когда вы вернулись сюда, мокрые и злые, как морские черти, Хьюго еще орал, что это работа мальчишки Абрахама! – гася сигарету, припомнил однорукий Кукер. – Только вряд ли: ночью, в шторм, нырять с кусачками в горловине «Акульей Пасти», чтобы сделать проход для бешеной зверюги, которая, того гляди, тебя же в благодарность и сожрет?! Нет, парни, это уж слишком!
– Так она его потом и сожрала, Билли! В благодарность! – Ламберт коротко хохотнул, но все вокруг нахмурились, и Мак-Эванс резко оборвал смех.
– После Хью и Неда, – добавил он мрачно.
– Может, и так, – низкий голос капрала Джейкобса прозвучал чрезвычайно весомо. – Но запомни, Ламберт: перед тем, как мальчишку сожрала акула, кто-то, похоже, всадил в него заряд картечи.
– Да кому он был нужен? – буркнул Малявка Лэмб и присосался к новой порции джина.
Набившиеся в бар стримайлендцы загалдели, спеша высказать свое мнение по этому поводу. Доктор Флаксман близоруко щурился, растерянно вертя головой по сторонам, а Мбете Лакемба, про которого все забыли, сидел и возил кусочком хлеба по фольгированной сковородке. Нет, он не станет рассказывать этим людям о том, что произошло в ночь побега Н’даку-ванга.
