Осведомленность спец-арсенала в самых разных вопросах давно была темой для разговоров в среде квизиторов. – Предлагаю считать дуэль законченной…
– Никогда! – выдохнул Лефевр и ринулся в бой.
На краю луга с акаций облетали рябые листья, безразличные к дуэлянтам.
Карету барон перед началом дуэли отпустил, о чем теперь весьма сожалел. На окраине не то что агитатора – обычного извозчика не поймать. А до 'Приюта героев' с полчаса топать придется.
В наступающей темноте.
По колдобинам.
День выдался тяжелым. Обер-квизитор устал, как гончая, загнавшая дюжину лис. С той лишь разницей, что он еще никого не загнал. Ну, разве что семь раз опозорил нахального корнета против одного- единственного косвенного позора в голень. Изловчился-таки, щенок. Ну и ладно. Идеалы недостижимы, не стоит терзать печень понапрасну.
Хотелось добраться до гостиницы, упасть в постель и провалиться в сон.
– Прочь, хамьё! Лучше укажите мне дорогу в отель, и я готов буду вам заплатить…
Знакомый голос. Дребезжащий, высокий тенорок. Кажется, сейчас возьмет и начнет излагать 'Повесть о доме Ривердейлов' по-новой, с самого начала.
Ответом графу ле Бреттэн послужило молодецкое ржание в три глотки.
– Проводники в столице дОроги, дедуля. Мончиков хватит? А ну, покажь!
– Вы забываетесь, сударь!
Резко прибавив шагу, Конрад возник из-за угла исключительно вовремя, словно Добрый Гений в финале трагедии Томаса Биннори 'Заря'. Как раз в этот момент один представитель 'хамья' ухватил возмущенного графа за шиворот, а другой отвесил старику затрещину. Из уважения к преклонным годам, легкую, для острастки. Дело происходило под масляным фонарем; вся сцена предстала как на ладони. Двоих громил барон видел впервые. Третий, мелкий крысюк с ухом, распухшим до размеров оладьи, был знакомый.
Жертва стряпчего Тэрца, он лез с ножом к поясу Эрнеста Ривердейла, намереваясь срезать кошелек.
'Зря я велел отпустить мерзавца…' – задним числом попенял себе Конрад.
– Бдительный Приказ! Всем стоять! Имена, фамилии, сословия?
Если устал и неохота возиться с задержанием, кричи именно это. В грабителях сразу просыпается чувство противоречия: им – 'стоять!', они – наутек. Молча и проворно. Но бойкая троица то ли растерялась, то ли дурная удаль в голову треснула. Старого графа они, правда, отпустили, и теперь щурились, вглядываясь в темноту.
– Здрасьте-пожалста! – осклабился мастер затрещин, когда обер-квизитор возник в круге желтого света. – Герой-недомерок? Витязь в ослиной шкуре?!
– Эй, полурослик! – поддержал приятеля знаток чужих шиворотов. – Чеши отсюда!
А крысюк осклабился и хихикнул.
Очень хорошо, что троица не убежала. Просто очень хорошо.
Замечательно.
Две сабли с визгом покинули ножны, а ножны полетели в головы хамов. Кипя гневом, барон совершенно забыл, что подмышкой у него – не боевое оружие, а дуэльные болтушки, смирившиеся с утратой вечеринки в арсенале. Впрочем, с первым ударом обе сабли поняли, что вечеринка – так или иначе, там или здесь, – удалась.
– Теофиль Стомачек, он же Гвоздила, он же Куцепердый! – радостно возопила Брюнхильда. – Ляпсус! Опозорен один раз, в область ключицы! Пиши, Овидий!
– Сыка Пайдар, он же Фрегат, он же Яцек Малява! – поддержала товарку Кримхильда. – Два позора, щека и левый бок! Овидий, чего спишь?!
В планшете, брошенном под фонарь, старательно зашуршал стилос. Отблески темного пламени пробились наружу, окутав планшет. Грабитель по кличке Гвоздила в ужасе попятился, хватаясь за грудь и ожидая, что руки его сейчас обагрятся кровью. Однако крови не было, что навело грабителя на самые жуткие подозрения.
– Колду-у-у-ун!!! – отчаянно взвыл он, получив Кримхильдой по шее.
– Мотаем! – с готовностью отозвался напарник, опозоренный дополнительно, наотмашь по темечку.
Крысюк с распухшим ухом выронил графский кошелек.
– Теофиль Стомачек, он же Михаль Ловчик, беглец-нелегал из Бадандена!.. дом номер восемь по улице Второго Помилования, сожительница – Брыхта Яловая, воровка на доверии… опозорен дважды… трижды!.. четырежды!.. Записывай!
– Юный бездельник Феликс Шахрай по кличке Гнилой Вьюн опозорен один раз!.. Два раза! Овидий, шевелись!
– Дядька, не на-да-а-а!!!
– Опозорен! Опозорен!
– Позор в ягодицу! Дважды!
Клинки молниями сверкали в тусклом свете фонаря, разя без устали. Старенький граф, проявив неожиданную прыть, отскочил к стене, стараясь не мешать. Весьма разумно с его стороны, ибо обер- квизитор разошелся не на шутку. Зрелище орущих и до смерти перепуганных грабителей доставило ему
