– А ты, светлость?
– Как же, светлость, один наш свет в окошке… – буркнула злобная карга. – Мы с края света едем, торопимся, а здесь такая шишка, при исполнении… И ехать никуда не надо. Нет, чтоб предупредить деток, осадить, образумить… светоч драный…
– Любезный Кош, дорогая Аглая, оставьте барона в покое. Он находится в двойственном положении. С одной стороны, его постигло несчастье, как и всех нас. С другой – он сотрудник Бдительного Приказа при исполнении. Независимо от личных симпатий, он обязан расценить наши самостоятельные действия, как противозаконные. И принять соответствующие меры. Я прав, барон?
– Не совсем, граф. Вы были бы правы, если б не одно важное обстоятельство. Позвольте, я зачитаю вслух…
Конрад взял доставленный ликтором пакет и сломал печать.
Барон выдержал короткую паузу.
– Находясь в отпуске и отстраненный от дознания, в частном порядке, учитывая важность полученного всеми нами письма… – Конрад извлек из-за обшлага недочитанное послание и помахал им в воздухе.
– Так ты с нами, светлость?! Ну, тогда мы их, гадюк, точно… Нашла! Она меня нашла! Выследила! Светлость, спасай! Сожрет!
Едва не снеся барона с ног, детина опрометью ломанулся к камину и попытался забиться внутрь. К счастью, камин не топился. В дверях Черной залы, склонив лобастую голову набок, наблюдал за происходящим складчатый пес Марии Форзац.
Псу было скучно.
– Лю, место! Не бойтесь, он вас не тронет. Вы, надеюсь, не некроб?
Слово 'некроб' смутило рыжего. Обер-квизитора – тоже. Однако переспрашивать никто не стал. Пока пес чинно шествовал к креслу хозяйки, демонстрируя полное безразличие к окружающим, Кош старательно вжимался в камин, согнувшись в три погибели. Сам же барон на минуту словно выпал из происходящего. Виной помрачению рассудка явилось злополучное письмо.
Последние строки, которые обер-квизитору лишь сейчас удалось прочесть.
Стройная версия о Черном Аспиде, чересчур прытком и не обремененном излишним уважением к 'Пакту о нейтралитете', рассыпАлась на глазах, как Башня Таинств под напором заклинаний Просперо Кольрауна. Но обломки уже шевелились, отращивали юркие ножки и бежали друг к дружке, складываясь в мозаику версии новой – где находилось место и прыткому Аспиду, и некромантам Чуриха, и порочащим связям квесторов…
– Доброго… утра? Дня? Мне хозяй… говорить: мне идти на вы. Сюда. Да?
В дверь бочком протиснулся незнакомый субъект, одетый подстать обстановке: во все черное, от мягких башмаков до широкополой шляпы. Реттийский язык был для гостя явно не родным. Конрад машинально принялся составлять словесный портрет: лицо одутловатое, ручки пухлые, глазки бегают. Вислые седые усы контрастируют с густыми темными бровищами, сросшимися над переносицей в одну линию. Мешковатый плащ-балахон скрывает телосложение. Возраст…
Под шестьдесят?
Старше?!
Тем временем иноземец в черном по стеночке, по стеночке, как паук, шустро отбежал в дальний угол залы. Где посрамил Коша, ухитрившись забиться в щель между камином и шкафчиком с посудой. Двигался гость так, будто ему жали ботинки, вынуждая мелко-мелко семенить. Когда он втиснулся в свое новое убежище, ладонь правой руки незнакомца, вцепившись в каминный барельеф, киселем растеклась по лепнине, заполняя собой малейшее углубление.
– Не соблаговолите ли представиться? – быть может, излишне резко обратился Конрад к пришельцу.
– Да, да, я… представлять! Икер Панчоха-Тирулега есть, двойной… двойной юрод… двойной юрод-дед… дедушок маленький шалун Санчес!
– Двоюродный дедушка Санчеса Панчохи?
– Да, да! Правильно есть! – радостно закивал из угла шестой родич.
SPATIUM V
СВЕДЕНЬЯ О ЧУРИХЕ
или
СИНОПСИС АРХИВОВ БДИТЕЛЬНОГО ПРИКАЗА
