Эхион смежил веки, подтверждая. Вновь открыть глаза было все равно что поднять гору. Что ж, спарт поднял. Жизнь заканчивалась. Надо было подвести все итоги.
— Это… сделали вакханки… Не ты!..
— Да, — Персей уже заметил трупы. — Вакханки.
— Ты… опоздал…
— Я опоздал, — согласился сын Зевса.
— Один… еще жив…
— Он видел?
— Да. Добей его…
Луна, качнувшись, исчезла. В кустах розмарина раздался слабый шорох. Когда Персей вернулся, было ясно, что последний свидетель ушел в Аид, на берега беспамятной Леты.
Нет, не последний.
Спарт Эхион умер мигом позже.
5
…конечно же, они не послушались.
Время тянулось загустевшей смолой. Небо ворчало, спарт не возвращался. «Хорошо, если Эхион предупредил дедушку, — беспокоился мальчик. — А если нет?» Нога мерзко ныла. Ступишь на нее — лодыжку пронзает раскаленное шило. Тугая повязка, наложенная доброхотом из аргивян, помогала слабо. «Как теперь искать дедушку? На одной ножке скакать?»
Подошел Тритон, вздохнул:
— Болит, да? Сильно?
Тирренца тоже хотели перевязать, но он не дал. Вместо этого сел у ручья и стал промывать раны водой. Зачерпывал ладонями и лил, да еще жаловался, что пресная. Вот солененькую бы… Сейчас — гляди! — уже ходит. Хромает, и все.
— Когда сижу — ничего. А встанешь…
— Я тебя понесу. Я сильный. А ты легкий.
— Ты ж сам…
— Ерунда! Мы — морские. Завтра бегать буду.
— Если тебе не трудно…
— Да ну! — Тритон просиял. — Как мы ее?! А?
— Голыми руками! Львицу!
— Ага!
В пещере мяукали львята. Звали мать. Жалко их, подумал мальчик. Пропадут. Раздухарившись, аргивяне хотели убить детенышей, но те забились в глубь пещеры, в кромешную темноту, и никто из загонщиков туда лезть не рискнул. Все равно без львицы долго не протянут…
Дедушку надо спасать, напомнил себе Амфитрион.
— Идем?
Тритон воспринял его слова, как руководство к действию. Присел раскорякой, давая взобраться к себе на закорки.
— Этот ваш приказал… — заикнулся кто-то из аргивян.
— «Этого нашего» зовут Эхион, — перебил Кефал. — Мало ли, что его задержало? А кроме него, никто не знает, что мы здесь. Вы тут до осени сидеть собрались?
Поднялся галдеж. Мнения разделились; спор грозил затянуться.
— Мы идем. А вы как хотите. Дождетесь, из пещеры Тифон вылезет…
Загонщики шустро потянулись следом.
Отряд вел Кефал. Может, он и любил прихвастнуть, но следопытом был хорошим. Время от времени он указывал Амфитриону: вот, здесь шел спарт. Мальчик кивал, Тритон бурно восторгался. Ему искусство Кефала казалось чудом. Наверное, потому, что в море следов нет. Когда взбирались по склону, Тритон оступился. Перед глазами крутнулось небо, кусты, осыпь… В пострадавшей ноге что-то щелкнуло. Вспышка боли — и… Амфитрион с осторожностью поднялся. Лодыжка ныла по-прежнему, но шило исчезло.
— Ты как? — испугался Кефал.
— Нога…
— Сломал?!
— Кажется, я теперь идти могу.
— Герой нашелся! Пусть он тебя дальше несет.
— Да я сам…
— Я понесу! — виноватый Тритон чуть не плакал. — Я больше не упаду…
Этих не переупрямишь, понял мальчик, взбираясь на тирренца. Но когда Кефал, углубившись в мокрый подлесок, вдруг замер и вскинул руку, Амфитрион сполз с Тритоновой спины. Отобрал у тирренца свой дротик, встал рядом. Загонщики толпились позади, бормоча молитвы.
— Не стойте столбами. Идите сюда…
Это был голос дедушки!
Спеша к деду, мальчик не заметил, что осторожный Кефал отстал.
— Дедушка! — шепот внука обжег ухо Персея. — Тебя отравить хотят!
— Знаю, — кивнул Персей, мрачный как ночь.
— Меламп с ванактом! Это заговор! Мы с Кефалом сбежали…
— Вижу.
У мальчика отлегло от сердца. Привычная дедова краткость значила, что бегство из Аргоса было не напрасным. Откуда дед знает? Ну конечно, Эхион рассказал! Где спарт? Мальчик огляделся. И увидел грот, до половины заваленный камнями. На траве темнели бурые пятна. Меж камнями торчала грязная ступня; к ней прилипла метелка розмарина.
— Вакханки?! — выдохнул Кефал. — Это вакханки их?
— Да, — кивнул Персей.
Словно ворон каркнул. Лицо — мрамор. Пламя из-под бровей. Ярость Зевсовой молнии. Впору бежать, не чуя под собой ног. Руки Убийца Горгоны сцепил за спиной — намертво. Боялся, что руки не выдержат. Начнут мстить, не разбирая правых и виноватых.
— Они все погибли?
— Все. Я опоздал.
Персей по обыкновению смотрел не в глаза Кефалу, а выше и правее. Юноше до озноба, до судорог в мышцах хотелось оглянуться. Казалось, там, за плечом, притаился неведомый враг.
— Эхион?
— Да. Они в гроте.
— Папаша?
Тритон протопал к гроту. Раз за разом младший тирренец повторял: «Папаша?» — будто надеялся, что кормчий откликнется. В его голосе слышался мяв львят, забившихся в самый темный угол пещеры. Не дождавшись ответа, Тритон заглянул внутрь. Долго стоял; молчал, горбился. Потом отыскал поблизости здоровенный обломок базальта, крякнув, поднял — и потащил к гробнице, где лежал его неудачливый папаша.
Аргивяне кинулись помогать.
Мальчик смотрел, не вмешиваясь. Сегодня он близко сошелся с Керами, дочерьми Ночи и Мрака — богинями насильственной смерти. Нет, Амфитрион видел, как режут свиней и овец, как потрошат еще живую рыбу… Ребенка, убитого Киниской? Нет, толком не видел. Не разглядел из-за ворот. Между рыбьей требухой и босой ступней, торчащей из грота, лежала пропасть. Ее одолевают одним прыжком, или расшибаются вдребезги. Плоть от плоти многих воинственных предков, мальчик не боялся. Его отец, хромой Алкей, никого
