– Меня оскопили, – ответил толстяк.

Сперва доктор ван Фрассен не поняла. А когда поняла – готова была отрезать себе язык. Каджар-хабиб смотрел на нее, пунцовую от стыда, словно ждал: когда же гостья со звезд провалится сквозь землю? Время шло, и становилось ясно, что толстяк ничего такого не ждет, а просто молчит. Молчание вскоре стало невыносимым, и Регина брякнула первое, что пришло на ум:

– Какую же пользу это вам принесло?

– Я стал вхож в гаремы владык.

– Куда?

– В гаремы, – толстяк объяснил, что значит «гаремы», и продолжил: – Жены сильных мира сего болеют, госпожа моя. Врач-мужчина не должен касаться их тел. Я же больше не мужчина. Я нужен великим, и я в безопасности. А ведь когда-то вопрос стоял так: нож хирурга – или бассейн с крокодилами. Для меня, моей жены и наших сыновей. Кстати, я сам руководил действиями дворцового хирурга, и операция прошла успешно. Одобрите мой выбор, о луноликая!

– У моей госпожи миллион калачейДля льстецов-подхалимов. Их хор все звончей!Я, страдая, молчу, а ее воспеваютМиллионы бездарных, тупых рифмачей!

V

Впереди шли два чернокожих громилы. И позади шли два чернокожих громилы. Регина никогда не видела столько холодного оружия, собранного в одном месте, сколько висело на этой четверке. При должном усердии можно целый город перерезать. Громилы зыркали по сторонам и подкручивали усы. Прохожие, кому не повезло оказаться у них на пути, испарялись за секунду.

– Это обязательно? – спросила Регина.

Каджар-хабиб только развел руками.

А вокруг роскошь соседствовала с нищетой. Роспись красками и золотом. Язвы побирушки. Бубны и дудки. Вопли попавшегося воришки. Мозаичные плитки. Колдобина. Купола, похожие на груди красавиц. Глухие заборы. Безумие орнаментов. Безумие в глазах пляшущего аскета. Голубиные башни – пометом птиц, как разъяснил толстяк, удобряют поля. Сухое дерьмо под ногами – судя по виду, человеческое. Всадники, презирающие толпу. Толпа, бегущая из-под копыт. Запах жареного мяса. Вонь помоев.

– На Террафиме было поприличней, – сказала Регина.

– Где? – не понял толстяк.

– Неважно. С другой стороны, там были террористы.

– Кто?

– Неважно.

Каджар-хабиб сам вызвался сопровождать «госпожу». Он честно дождался, пока доктор ван Фрассен закончит сеанс с маленьким Артуром – и отправился в путь, пыхтя, как чайник на огне. Кто организовал вооруженный конвой – толстяк или Ник – Регина не знала. Она знала другое: по уверениям Каджар-хабиба, его приятель держал лавку с украшениями, и женщины называли эту лавку раем.

Что ж, поглядим на здешний рай.

Рядом шла Фрида, взятая на поводок. Настоящий, с кожаным ошейником. Ник не возражал, чтобы химера прогулялась по городу вместе с хозяйкой. На Шадруване знатные дамы, уверил он, часто держат ручных леопардов. Ты справишься с ней, если что? Справлюсь, кивнула Регина. От паланкина она отказалась. Тем более Каджар-хабиб заверил, что здесь недалеко.

– Славный зверь, – заметил толстяк. – Барс?

– Угадали.

«Будем надеяться, – подумала Регина, – Фриде не взбредет в голову менять ипостась.» Во время последнего сеанса она рискнула познакомить Артура с химерой. Результат превзошел все ожидания. Замкнутый Артур и вредная химера просто слились в экстазе. Это была любовь с первого взгляда. Фрида позволяла все, как щедрая красотка. Малыш деликатничал, как истинный рыцарь. Попытка разлучить их вызвала истерику. Регине пришлось цыкнуть на Фриду и пообещать Артуру новую встречу с «тетей Идой». Объяснять, что химера не тетя, она не стала.

– Кто это поет? Забавная манера…

– Сейчас узнаем.

Старец был тощим и жилистым. Казалось, он растет из мостовой, как можжевельник из скалы. Голос старца, противореча наружности, звучал сильно и глубоко. Виолончель, подумала Регина. Сплошные фиоритуры, трели и глиссандо. Складывается впечатление, что мелодия – орнаментально украшенная гамма. Есть в этом что-то от аудио-галлюциногена…

– О чем он поет?

– Это очень трогательная история, – Каджар-хабиб колыхнул щеками, что означало улыбку. – Один слепец раздобыл волшебную серьгу. Амулет, чарующий… причаровывающий… Не знаю, как сказать. Короче, серьга давала власть над джинном.

– Над кем?

– Над джинном. Это такое существо, похожее на человека. Только у нас в жилах течет кровь, а у джинна – огонь. Джинн может летать с огромной скоростью…

– Антис?

– Кто такой антис?

– Человек, способный… – Регина поняла, что вступает на скользкую тропу. – Способный уходить в волну. Существовать в волновой форме.

– Антис – великий пловец? Дитя моря?

– Не вполне. Антис способен выйти в космос без средств защиты. Ну, в небеса, и дальше. Он перемещается со сверхсветовыми скоростями, не прибегая к РПТ-маневру…

– Тогда это не джинн, – безапелляционно заявил Каджар-хабиб. – Джинны не могут летать высоко. Если они поднимаются выше положенного, ангелы Господа Миров сбивают их пламенными копьями. Джинн в силах принимать разные обличья. Он может построить дворец из ничего – и разрушить город без видимых причин. Это самый полезный раб и самый опасный враг. Если, конечно, вы не ангел Господа Миров с пламенным копьем.

Регине представилась забавная картина. Джинн, похожий на горящего толстяка, стартовал с космодрома, не зная, что в черных небесах его ждет адмирал ван Фрассен с плазматором наперевес. Идея была достойна Монтелье. Тот сделал бы из этого дивный фильм, и забрал бы все премии оптом.

– Так вот, слепец, – продолжил Каджар-хабиб. – Он отправил своего джинна на гору Ар-Коф, за новыми глазами. Это очень, очень далеко. Считалось, что на горе есть все, и новые глаза – мельчайшее из тамошних сокровищ. Джинн улетел, а слепец остался ждать. Прошло много времени, и слепцу надоело.

Подтверждая слова толстяка, старец взвыл с таким отчаянием, что горстка слушателей разразилась приветственными восклицаниями. Кто-то даже бросил монетку в войлочный колпак, валявшийся у ног певца. Старец, замолчав, с достоинством поклонился. Лютнист, сидевший рядом, тренькал, как ни в чем не бывало.

– Слепец подергал серьгу, призывая джинна. Надо сказать, что если тронуть амулет, джинн вернется к хозяину. Но наш джинн не имел такой возможности. Плененный своими врагами, он сидел в зачарованной темнице, скован зачарованными цепями. Тогда слепец, сердясь, дернул серьгу во второй раз. Это было сильнодействующее средство. Если тронуть амулет дважды, джинна-ослушника пронзит сильнейшая боль.

– Бедняга, – посочувствовала Регина.

– У моей госпожи доброе сердце. Джинн испытал боль, но не смог вернуться к хозяину. Тогда глупый слепец, обуянный гневом, дернул серьгу в третий раз. Огонь вырвался из жил джинна и сжег его дотла. Так бывает всегда, если тронуть амулет трижды. В итоге глупец остался без глаз и без джинна. Да, он мог продать ювелиру серьгу за бесценок. Но вряд ли это скрасило бы ему остаток жизни.

– Мораль?

– Гнев – вор. Он крадет у нас последнее.

– Это очевидно.

– Я счастлив, что моя госпожа никогда не гневается. Ведь очевидное – то, чего легко избежать. Полагаю, у вас на звездах есть много новой, неизвестной нам морали. Узнав ее, мы уподобимся

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

3

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату