— Что ж, это уже хорошо. Она может получить развод?
— Без всяких разговоров. Если заключение врача вполне определенно, — а оно, кажется, будет таковым, — суд не будет колебаться ни секунды. Дело абсолютно верное.
— Это уже утешительно, — сказал Крис, пытаясь выдавить улыбку. — Когда предрассудки повертываются в нашу пользу, они не кажутся нам такими уж зловредными. На этот раз Хартману не повезло…
— И поделом!
— Ну, так вы пойдете вместе с доктором и со мной, правда? И расправитесь с баронетом- спортсменом, если он вздумает упираться.
— Не посмеет.
— Он, вероятно, не так хорошо знает законы, как вы, — ответил Крис. — Я хочу, чтобы Жюли покинула этот дом под охраной Медицины и Закона, этих двух священных идолов света.
— Это вовсе не так необходимо, чтобы я…
— Вы не хотели бы с ней встречаться?
— Говоря откровенно, да.
— Я вас понимаю, — сказал Крис. — Но, с другой стороны, дорогой мой, кому еще я могу доверить подобное дело? Вам нужно будет сделать так, чтобы это не попало в газеты.
— Им не позволят это печатать.
— Отлично. Но ведь вам нужно будет встретиться с ней, чтобы снять с нее показания, не так ли? И хотя это крайне болезненно для вас обоих, принимая во внимание… принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, это единственное, что остается. Если угодно, я буду присутствовать.
— Ну ладно…
— Еще одна вещь, — прервал Крис. — Надеюсь, Хартман будет платить ее долги?
— Разумеется.
— Расходов будет до черта. Одна лечебница обойдется в двадцать пять фунтов в неделю.
— Заплатит.
— И алименты?
— Разумеется.
— Странное дело, как часто к романтической любви примешиваются денежные дела, — сказал Крис с горечью. — Кстати, заплатили вы деньги за нее моим идеалистам-родителям?
— Они получили двести пятьдесят. Я предусмотрительно задержал остальное…
— Молодец! Не давайте им больше ни пенни. Ей, бедняжке, пригодятся эти деньги. Не давайте им ни гроша.
— Я и не собираюсь. — Ротберг взглянул на часы. — Не пора ли нам к доктору? Я бы хотел поскорее с этим кончить.
— Одну минуту, — сказал Крис. — Можно позвонить?
Он набрал номер Жюли, и она сразу подошла к телефону.
— Привет! — бодро сказал он. — Как, не надоело ждать?
— Ах, Крис, ты еще долго?
— Теперь уже скоро. Я говорю с тобой из кабинета Ротберга. Мы сейчас заедем за доктором, а оттуда прямо к тебе.
— Я должна уйти от него, Крис, должна, должна!
— Да, да! — успокоительным тоном сказал Крис. — Знаю, знаю. Приободрись! Мы сию минуту едем. До скорого, дорогая!
Он положил трубку и вздохнул.
— Она в совершенной истерике, — сказал он. — И не удивительно. Слава богу, что с нами будет доктор. Ну как, поехали?
L’enlevement[25] прошло гораздо благополучнее, чем опасался Крис. Джеральд оставался невидимкой, а слуги, хотя они были явно поражены, не сказали ни слова. Даже Жюли взяла себя в руки, и хотя она была бела как полотно, а губы ее дрожали, спокойно сошла с лестницы и села в ожидавшую их машину. Очутившись там, она забилась в угол, повернувшись к ним спиной и закрывая лицо руками, затянутыми в перчатки. Пока машина тряслась по людным улицам, трое мужчин обменивались отрывочными замечаниями, хотя из них один только доктор понимал, что он говорит. Крис почувствовал огромное облегчение, когда эта мучительная поездка кончилась и Жюли как бы тайком ввели в больницу через боковой вход.
Доктор поднялся вместе с ней.
— Можно мне с вами минутку поговорить, прежде чем вы уйдете? — крикнул ему вдогонку Крис.
— Подождите меня здесь, — бросил ему врач через плечо.
Крис повернулся к Ротбергу.
— Не знаю, как мне вас благодарить, — сказал он. — Вы сами видите, в каком состоянии Жюли, я тоже совершенно изнервничался. Вы вернули нам обоим уверенность…
— Пустяки. Я хотел бы…
— Знаю. Но я думаю, что нам нужно еще предпринять… Вероятно, следует известить Джеральда, что она ушла от него навсегда, как по-вашему?
— Он получит от меня официальное письмо с ближайшей почтой, — мрачно сказал Ротберг.
— Отлично. Скажите, могу я поручить всю юридическую часть этого дела вам?
— Можете.
— И еще одно. Вы получите гонорар за все это, я об этом позабочусь…
— Ну-ну! Какое это имеет значение по сравнению с ее трагедией?
— Это имеет значение, — сказал Крис, провожая его до двери. — Мы доставили вам массу хлопот и…
— Ах, бога ради, прекратим этот разговор, — свирепо сказал Ротберг.
— В случае чего вы известите меня? — крикнул ему вслед Крис. — До свидания!
Но он не получил ответа.
«До чего он неохотно за это берется, — мрачно подумал Крис, возвращаясь в приемную. — Ну я его не осуждаю. Я бы волком взвыл, случись такое хотя бы с Анной. И даже сейчас мне, наверное, стало бы легче, если бы меня стошнило. Ротберг настоящий друг. Немного найдется людей, которые пошли бы на такую муку во имя дружбы и старой любви, а тем более старой любви, так безжалостно растоптанной. Уж скорее бы возвращался этот чертов доктор — попрощаться с Жюли, и скорее бы на свежий воздух».
— Ну-с, что вам угодно знать? — спросил доктор, взглядывая на часы, когда они уединились в отдельной комнатке.
— Я буду короток, — сказал Крис. — Во-первых, есть ли у нее шансы на полное выздоровление?
— Конечно есть, при условии, разумеется, что она сама приложит все усилия, чтобы помочь нам. Мы, кажется, захватили болезнь в самом начале.
— Но она говорит, что французский доктор получил положительную реакцию. Это как будто указывает на вторую стадию?
— Обычно — да. Но я его запросил по этому поводу. По-видимому, он сказал это, только чтобы напугать ее. Он, кажется, считает, что заражение произошло во время беременности; насколько я могу судить, он прав. Диагноз поставлен замечательно, но, я думаю, у него там таких случаев хоть отбавляй.
— Не сомневаюсь, — мрачно сказал Крис. — Но если это действительно первая стадия, тогда у нас есть все основания надеяться. Сколько времени будет продолжаться лечение?
— От полутора до двух лет.
— Фью! — свистнул Крис. — А ребенок?
— Если он выживет, то будет, вероятно, совершенно здоров.
— Лучше бы ему, пожалуй, умереть, — сказал Крис. — Отвратительные гены с одной стороны.
— Что вы знаете о генах? — заинтересовался доктор.
— Почти ничего, — сказал Крис. — Еще один вопрос, доктор. Следует ли мне считать себя в
