запускались космические корабли к другим системам. Но факт их возвращения не подтверждён ни в одном из документов. Их вывод — у космических путешествий нет будущего.
Дэви больше не мог сдерживаться.
— И вы называете это — не отважились проверить?! — закричал он, вскочив. — О Господи, кто я, чтобы спорить с Представителями Совета Астрономов? Но что они знают обо всём этом? Они ведь не эксперты по космическим путешествиям!
— Согласен, — сказал Уатт.
В его голосе послышался металл.
— Экспертов в вопросах космических путешествий не существует вообще, за исключением, может быть, нескольких компаний авантюристов, которые установили свои жалкие вышки на Луне в надежде найти полезные ископаемые или что-либо подобное. Спекуляция! Самое подходящее слово для обсуждения этой темы. Да садитесь же, мистер Дэл, пожалуйста!
Садиться — именно этого сейчас не хотелось делать Дэви. Он пытался апеллировать взглядом к Шанс- фору, но тот пристально смотрел в огонь. В подавленном настроении Дэви снова плюхнулся в кресло.
— Продолжайте, — жёстко сказал он. — Какой ваш следующий пункт?
Прежде чем начать, Уатт обдумывал, стоит ли вообще продолжать.
— Теперь я представлю результаты обследования Ишраиля с другой стороны. Я имею в виду психологическое обследование, а данная область — именно та, в которой, уверяю вас, мы действительно эксперты. Повторю без ложной скромности — эксперты.
— На наше рассмотрение представлен документ — заявление Ишраиля, составленное на основе многочисленных наших с ним бесед. Вкратце оно содержит факты, касающиеся жизни Ишраиля: как он рос, стал адмиралом флота Проникателей — используя его собственную фразеологию, — потерпел поражение в какой-то битве и в конце концов был вынужден приземлиться.
— Я не собираюсь тратить ваше время, мистер Дэл, да и своё собственное, на препирательства по поводу детального описания этой, полной разной фантастической чепухи, автобиографии. Если расшифровать стенограмму и разбить на разделы, то запись текста займёт пять толстенных томов. И тем не менее она содержит один—два важных пункта, на которых основывается постановка диагноза Ишраиля. Их я и представляю на ваше рассмотрение. Надеюсь, вы найдёте их сентенцию более яркой и привлекательной, чем я.
— Минутку, — начал Дэви. — Вы вот рассказываете мне все это, а я делаю вывод из каждого слова: ваше, сознание закрыто гораздо плотнее, чем створки устрицы. Являлось ли оно таковым до того, как Ишраиль попал сюда? Конечно, а раз это так, у бедняги — абсолютно никаких надежд.
— Вы затеяли не ту игру, — резко вскинулся Шансфор. — Так мы ни к чему не придём. Попробуйте…
— Мы и так ни к чему не идём! — перебил Дэви. — Я — простой крестьянин и люблю, когда все чётко и ясно.
— Шансфор, — обратился Уатт к своему коллеге. — Мне кажется, я не в состоянии просто и ясно говорить с вашим приятелем. Возможно, вы кое-что объясните?
— Конечно, — ответил Шансфор. — Может быть, вы позволите мне предложить вам немного вина?
— Прекрасная идея! — подхватил директор. — По-моему, бутылки — в том резном шкафу.
В то время, как Шансфор исполнял обязанности бармена, Инальд Уатт дружески обратился к Дэлу:
— Знаете, Дэл, нам кажется, что мы делаем все возможное, чтобы представить это дело в целом как можно точнее; мы ни в коей мере не отказываемся от объяснений. По закону Ишраиль является объектом исследования Медицинской Иерархии. Вы, насколько я понимаю, не являетесь его родственником; нас очень трогает то внимание, которое вы проявляете по отношению к этому несчастному.
— Я буду вам ещё более признателен, когда услышу то, что вы собираетесь рассказать, — мрачно проронил Дэви. — Что это за важные моменты, о которых вы упомянул я?
Бокалы с ароматным вином были розданы.
Шансфор уселся около камина и протянул руки к огню.
— Возможно, вы знаете, — тихо сказал он, — что, какими бы сложными и обстоятельными ни являлись представления невротика, в их основе всегда лежат вполне конкретные чувства, такие, например, как страх, любовь, страсть, жажда власти.
— Но если взглянуть на символы, которые использует расстроенный мозг, чтобы замаскировать данные чувства от самого себя, то мы достаточно ясно увидим эти эмоциональные побуждения. В указанном отношении Ишраиль не отличается от тех пациентов, с которыми мы имеем дело, за исключением, возможно, того факта, что его представления достигли пика совершенства.
— Но заметьте и некоторые особенности. Цивилизации, к которым, по утверждению Ишраиля, он принадлежит, разбросаны на десяти тысячах планет и на удалении пяти световых лет — или, может быть, на пятнадцати тысячах планет и на расстоянии десяти световых лет, — Ишраиль не помнит.
— А вы бы помнили? — спросил Дэви. — Скажите, сколько городов на Земле?
— Я не к этому веду, — поморщился Шансфор. — Я пытаюсь доказать вам, что Ишраиль стремится к построению усложнённой модели в выдуманном им мире. А если взять войну, которая, по его утверждению, пылает во всей Галактике и похожа на трехмерные шахматы с туманными мотивациями и строгими рыцарскими правилами? Ишраиль ищет убежище за этой неразберихой, боясь потерять самое себя.
— Но почему бы галактической цивилизации не быть сложной? — Дэл взял инициативу в свои руки. — Почему бы вам не взять за основу, что всё это правда? У него нет причин врать.
— Причины тривиальны во всех подобных случаях, — изрёк Шансфор. — Побег из действительности. Это не может быть правдой, потому что то, о чём говорит Ишраиль, слишком нереально для того, чтобы в это поверил нормальный человек; а также заметьте, что он выбрал историю, з которой ему нет необходимости предъявить хоть один реальный факт.
Дэви закрыл лицо руками.
— Вы хeq o (о;ґ)дите кругами, — произнёс он. — Он рассказал вам, почему он прибыл раздетым и без каких-либо вещей.
— Это то, о чём я только что говорил вам, — сказал Шансфор. — Ишраиль может объяснить все! Проникатели, которые доставили его сюда, тихо прибыли и так же бесшумно убыли, оставаясь при этом невидимыми. У нас нет ничего: никто не видел кораблей; никаких признаков их пребывания на Земле; ни кусочка ткани незнакомого происхождения, ни одного кольца из неизвестного сплава, ни даже мозольного пластыря на ноге с Альдебарана. Одним словом — ничего. Только его дикая, невразумительная история. И ни одного реального свидетельства.
— Даже если бы вы и располагали чем-либо, вы бы нашли этому объяснение! — в сердцах воскликнул Дэви.
— Возьмём следующий факт, — сказал Шансфор, вопросительно подняв бровь и взглянув на Старшего Брата, который снисходительно кивнул в ответ.
— Заметьте, что во флоте Проникателей Ишраиль служил в чине адмирала.
— Ну и?..
— Мегаломания — и мы видим, что она повторяется снова и снова. В случае с ним она маскируется под величественное звание адмирала. Да, он даже нам присваивал звания. Он не может быть рядовым или подчинённым или кем-то ещё. Он должен быть
Дэви молчал, ибо не хотел слышать вызов в их голосах. Он чувствовал, как испаряется его уверенность, и мучительно желал поговорить с Ишраилем, чтобы зарядиться энергией от этой мощной личности. Если бы этим подлецам удалось рассмотреть в нём такого человека, Ишраиль предстал бы не только как адмирал.
— Следующее, — продолжал Шансфор, — и гораздо более изобличающее. Вы помните, что, по утверждению Ишраиля, он был схвачен противниками во время этой нелепой войны. Они победили его. А разве Ишраиль упоминал когда-либо название этого народа, который одолел его? Это был сам Ишраиль! Ишраиль завоевал Ишраиля!
— Ну и что из этого? — упрямо спросил Дэви.
