мышинообразный, свинообразный, обезьяноподобный, дитяподобный.
— Это — Истина, о которой забывают самые мудрые. Все мы прошли через это.
Окружение теперь изменилось. Зародыш, перерождаясь, стал ребёнком, а ребёнок, подталкиваемый тысячами стимулов, может стать только человеком. И все же эти стимулы — животные, растения или минералы — тоже жили, но по-своему. Они соревновались. Постоянно бросали вызов человечеству; некоторые из них — получувственные — врывались в его плоть и питались ею; другие, нечувственные — словно волны прокатывались по его разуму и телу. Он — не одно целое, а фокальный плацдарм сил, постоянно угрожающих ему разрушением.
Невыносимо тяжело чувствовать себя меж образом и его посылкой, но Фарро ощущал себя именно этим новонародившимся человеком. Он понимал: все то, что происходит с тем человеком, происходит и с ним; он потел и извивался, как зародыш; чувствовал, как бежит солёная вода в его крови; слышал ход лучей в костном мозге. Сейчас его сознание свободнее, чем на стадии зародыша; во время щемящего момента страха, когда окружение изменилось, глаз сознания открыл веки.
— А теперь человек снова меняет окружающую среду, чтобы отважиться покинуть свою планету, — сказал Галактический Министр.
Но пространство оказалось не таким, как его представлял Фарро. Оно ударило его по глазам, словно сноп яркого света; не просто Ничего, а невероятная мощь сил, ползучая смесь стрессов и полей, в которой звезды и планеты висели, будто роса в паутине.
Жизнь не была видна — только те же взаимодействия полей и давлений, которые все время преследуют человека и которыми сам же он и успокаивается. И тем не менее его мироощущение достигло новой стадии — огонь сознания горит все более надёжно.
И снова он отправился во вне: плывёт к границам своей Галактики. Меняются его пропорции, состояние, размеры. Вначале плод побывал везде, обладая всем ужасом и силой полномерной Вселенной; сейчас сама Галактика представилась такой же маленькой и даже ещё меньшей, чем плод — маленькая золотая рыбка-шар, в котором плавает пескарь, не знающий разницы между водой и воздухом. Ибо нечем навести переправу через пучины Галактики: между ними ничего не существовало — Ничто бескрайнего Вне. А человек ничего ранее и не встречал. Свобода — это не то состояние, которое он знает, поскольку она не присутствует в его взаимопроникающем существовании.
Когда он выплыл на поверхность, что-то шевелилось там, вдали, за жёлтым ободом Галактики. Что-то, что невозможно разглядеть; но Оно там было, во Вне — неусыпное и когтистое — Тварь с чувствами, но без души. Огромная, она полуслышала и полувидела — раскалённая и стреляющая, словно разрывающаяся артерия. Фарро вскрикнул в темноте маски, испугавшись её величины и свирепости.
Тварь ожидала человека, расплескавшись вокруг Галактики, вокруг золотой рыбки-шара — крылья летучей мыши, раскинутые в ожидании.
Фарро снова вскрикнул.
— Извините, — еле слышно пробормотал он, когда Министр сорвал с него маску. — Извините.
Министр пожал плечами.
Дрожа всем телом, Фарро закрыл лицо руками, пытаясь уподобить их маске. Казалось, что эта Тварь, живущая за пределами Галактики, вошла в его сознание, чтобы обрести там своё постоянное пристанище.
Наконец, взяв себя в руки, он встал. Слабость разлилась и заполнила каждую его клетку. Облизнув губы, он заговорил:
— Так вы завлекаете нас в Федерацию, чтобы показать это?!
Янданаггер взял его за руку.
— Вернёмся в мою комнату. Есть вещи, которые теперь нуждаются в пояснении. Я хочу сказать вам об этом, чего я не сделал ранее.
Землю никто не завлекал в Федерацию. Учитывая ваши земные представления, я понимал, как вы можете оценить положение. Вы полагаете, что, несмотря на очевидное превосходство Галактики, существует какое-то жизненно важное условие, на основании которого Земле и предлагают что-то неизвестное. Вы полагаете, что подразумевается фактор, ради которого нам необходима помощь землян, — фактор, который ещё не время раскрыть, — так?
Фарро избегал встречаться глазами с человеком, с которым он поднимался в лифте на верхние этажи здания.
— Помимо материальных, существуют и другие вещи, — сказал Фарро. — Возьмите, к примеру, великое мировое литературное наследие; для действительно цивилизованного народа значение его трудно переоценить.
— Это зависит от того, что вы подразумеваете под словом “цивилизованный”. Старшие народы Галактики, потерявшие всякий вкус к проявлениям умственного страдания, вряд ли получат удовольствие от вашей литературы.
Это снисходительное замечание заставило замолчать Фарро.
Министр продолжал:
— Нет… у вас нет никаких особых добродетелей и заслуг, ради которых, как вы думаете, мы обманом пытаемся втянуть Землю в Федерацию. Суть дела заключается в другом. Мы делаем это из чувства долга. Вас необходимо нянчить. Простите, если я очень уж прямо выразился, но так все же будет лучше.
Мягко остановившись, лифт опустил их в бумерангообразную комнату. Через минуту они опять мчались к зданию, в которое вошёл Фарро.
Он закрыл глаза, все ещё ощущая дрожь и слабость. Смысл сказанного только что Янданаггером, не дошёл до его сознания.
— Я ничего не понимаю, — сказал он. — Я не понимаю, почему в этом состоит ваш долг— нянчиться с Землёй?
— Теперь, наконец-то, вы начинаете приходить в себя, — сказал Янданаггер, и впервые за короткое время их знакомства Фарро различил по-настоящему дружеские, тёплые нотки в его голосе. — Не только из-за того, что наша наука ушла далеко вперёд. Так же дело обстоит и с философией и другими смысловыми дисциплинами. Все наши умственные способности семантически заключены в языке, на котором вы говорите со мной — Галингва.
Летающая комната разобцировалась; они снова оказались чуть ли не на самой крыше огромного здания, выросшего навстречу облакам.
— Ваш язык, конечно, обширный и сложный, — сказал Фарро. — Но, возможно, из-за этого моё знание его слишком элементарно. Я не могу уловить сверхважности того, о чём вы говорите.
— И это только потому, что вам необходимо показать, что Галингва — больше, чем просто язык; что это — образ жизни, само понимание космических путешествий! Попробуйте сконцентрироваться на том, о чём я вам говорю, мистер Вестербай.
Смутившись, Фарро покачал головой. Казалось, кровь молоточками стучит в висках. К нему пришла странная мысль о том, что он утрачивает свой характер, теряет своё Я.
Клочки значения, намёки на сильные подтексты проносились в его голове сплошным потоком. Как только он попытался стабилизировать это движение, его собственный язык становился меньше, чем его бытие; его знание Галингва, в сочетании с опытом предыдущего часа, постепенно обозначило доминантный тон. Он начал
Янданаггер заговорил, постепенно ускоряя темп речи. Хотя и казалось, что его речь вполне понятна, Фарро чувствовал, что смысл её доходил только до нижних слоёв его сознания. Это сравнимо с состоянием опьянения, когда великие истины мира обнаруживаются в вине, а сознание катится по тёмному льду опыта.
Янданаггер говорил о многом сразу, поднимая темы, о которых невозможно говорить на языке землян, разрешая умственные проблемы, которые никогда не сформулировать жителю Земли. Все это одновременно играло в одном предложении, как шары в руках жонглёра.
Янданаггер говорил только об одном — о мироздании. Он рассказывал о том, что демонстрировал синтезатор: что человек никогда не являлся отдельным целым, просто порода в породе, лучше сказать, — поток в потоке. Он обладает только субъективным тождеством.
Он заговорил на едином дыхании Галингва — языке, бывшем не просто вокалом этого потока, чьи
