удержаться в его ужасающем присутствии на ногах.
— Ты… мне… благодарен?
— Ты пощадил мою жизнь. Я благодарен за этот дар, как, наверно, был бы благодарен и ты.
Он возразил:
— Мне нет жизни, пока рука любого обращена против меня. Как нет мне убежища, нет мне и благодарности. Мой Творец дал мне жизнь, и благодаря этому я знаю, что такое проклятие; Он дал мне чувства, и благодаря этому я знаю, что такое страдание! Я — Павший! Без Его любви, без Его помощи я — Павший. Зачем Так отнимать дарованную жизнь? Зачем ее навязывать? Ужель кто-либо, зная настоящий смысл Подарка, согласился бы принять Иль не вернул бы вскорости, моля об отпущенье с миром?
— Разве не так гласят слова великой Мильтоновой книги? Но под угрозой согласился мой Творец создать для меня новую Еву, на которую ты покусился, сбросив покров с ее наготы. Она сделает терпимее мои невзгоды, рабство — полурабством, мое изгнание не будет ссылкой. Что ты здесь делаешь? Почему Он допустил тебя сюда? Какое поврежденье ты учинил Ему?
— Нет, никакого! — откликнулся я в страхе, что он спустится вниз и обнаружит Франкенштейна в состоянии, которое с легкостью может принять за безжизненность.
Он опять схватил меня за руку.
— Никому, кроме меня, не дозволено причинять Ему вред! Я — Его покровитель, доколе Он работает над этим замыслом! Теперь скажи мне, что ты сделал с Ним? Уж не Змей ли ты — злокозненный и ядовитый, прокравшийся сюда?
На мгновение он повернулся к существу, носящему лицо Жюстины. Он протянул руку и нежно положил свою корявую ладонь на ее испещренное шрамами чело; потом снова обернулся ко мне.
— Посмотрим, что ты сделал! От меня не скроешь ничего!
Волоча меня за собой, он в два шага добрался до двери и распахнул ее. Я боролся, но он этого даже не замечал. Ни на миг не задержавшись, он начал спускаться по лестнице. Движения его были стремительны и чужды человеку. Мне приходилось бежать за ним, в ужасе ожидая, что за этим последует.
Внизу Виктор Франкенштейн все еще лежал без чувств на ковре. Он был не один. Над ним, положив голову Виктора себе на колени, склонился его слуга Йет. Сердито подняв на нас взгляд, он тут же завопил от ужаса и вскочил на ноги. Устремившись к распростертой фигуре своего творца, монстр одним движением руки отбросил слугу прочь с дороги. Сила этого случайного удара была такова, что Йет отлетел в сторону до самых книжных полок. Сверху на него посыпались книги.
Что касается меня, то я, словно щенок на поводке, болтался сзади в такт ужасной поступи монстра. Он неуклюже склонился над своим хозяином и позвал его глухим и страшным голосом, словно пролаял пес.
Я увидел, что Йет с трудом поднялся на ноги и, не спуская полных ужаса глаз с чудища, переместился поближе к ведущей вниз лестнице. Очутившись там, он вытащил из-под полы огромное ружье, короткий ствол которого заканчивался раструбом, — это, наверное, был мушкетон, — и направил его на чудовище.
Инстинктивно я бросился на пол. Монстр обернулся. Он вскинул одну руку и громко закричал, когда ружье выстрелило.
Грохот и дым заполнили комнату.
Йет кубарем скатился по лестнице.
— Ты убил моего хозяина! А теперь ты ранил меня! — вскричал монстр.
Одним прыжком он вскочил на ноги и ринулся в погоню, бросившись вниз по лестнице за кричащим от ужаса Йетом.
Шум подействовал на Франкенштейна. Он застонал и пошевелился.
Сообразив, что через минуту он очнется, я плеснул остатки вина ему в лицо, чтобы поскорее привести в себя, и устремился обратно в лабораторию.
До конца ночи здесь явно должно было произойти убийство, и мне хотелось убраться отсюда подобру- поздорову. Я с треском захлопнул за собой дверь, но изнутри на ней не оказалось ни одного засова — впрочем я и не воображал, что какой-либо засов способен задержать горящее жаждой мести чудовище.
Женщина по-прежнему лежала там, уставившись водянистыми глазами куда-то вдаль, словно дожидаясь, что ее оттуда позовут. Я прошел мимо нее и схватил стремянку, которой Виктор пользовался, чтобы добраться до верхних полок.
Вытащив ее на середину комнаты, я вскарабкался на нее и, ухватившись за край светового люка, через который чудовище проникло внутрь, подтянулся и пролез в него.
Сколь сверхъестественно силен ни был бы монстр, я не мог себе представить, чтобы он сумел взобраться по отвесной наружной стене башни.
Значит, он сделал себе лестницу. Разве не упоминал Виктор о такой возможности?
На крыше царили леденящая стужа и непроглядный мрак, хотя повсюду лежал снег.
Нервничая, я двинулся вперед, неуверенно тыкаясь в зубцы стены, пока наконец не наткнулся на торчащую жердь. Это и была лестница. Только ужас, что меня схватит чудовище — я так и видел, как оно скидывает меня с крыши, — и заставил меня перелезть через край и попытаться нащупать в пустоте первую ступеньку лестницы. Но я ее нащупал и быстро, как только мог, начал спускаться вниз, хотя и с трудом, поскольку ступеньки отстояли друг от друга почти на метр.
Наконец я очутился на земле — почти по колено в свежевыпавшем снегу.
Первым делом я оттолкнул огромную лестницу от стены, так что она, с треском разламываясь на куски, повалилась на деревья. Потом, обогнув башню, приблизился к воротам и затаился там, с мучительным предчувствием вслушиваясь, что происходит внутри.
Изнутри доносились звуки ударов. Звяканье металла, будто кто-то отодвинул засов. Настежь распахнулась маленькая дверка в огромных воротах.
Появился Йет, он покачивался, словно пьяный, и сжимал рукой плечо.
К тому времени мои глаза уже привыкли к темноте. Я прятался за деревом, но мне был достаточно хорошо виден его бочонкообразный силуэт. Позади него нечто пробивалось через дверь. Чудовище. Я инстинктивно отбежал на пару деревьев подальше. Йет замер на прогалине словно в нерешительности. Он скользнул к ближайшему дереву — по счастью в нескольких метрах от того места, где прятался я, — и повернулся к башне.
Тут я понял, что он ранен и не может бежать, и заметил в руке у него меч.
Монстр по-прежнему пытался протиснуться в слишком узкую для его огромного туловища дверь. Рыча от ярости, он выламывал добротную обшивку.
Под его напором дверная коробка с жутким треском рухнула. Он прорвался наружу и в мгновение ока пересек прогалину, отделявшую его от Йета.
Йету хватило времени на один удар. Возможно, это была сабля. Я увидел, как тускло блеснуло широкое лезвие, услышал удар по рукаву шинели чудовища.
Из груди монстра вырвался яростный вопль. Он не дал Йету времени ударить во второй раз.
Сначала он швырнул его головой в сугроб. Затем в бешенстве вспрыгнул на него сверху и схватил за горло — как когда-то, должно быть, схватил и маленького Уильяма. И Йет мог оказать чудищу не больше сопротивления, чем Уильям.
Через миг монстр выпрямился и, едва заметно пошатываясь, направился назад к темной башне. Позади него на снегу лежало безжизненное тело Йета.
21
— Ты опять убил! — вскричал Виктор Франкенштейн.
Он стоял на пороге выломанных дверей лицом к лицу с монстром — еще одна тень в череде теней. Со своего места я мог различить лишь его отточенный профиль, слегка затуманенный темнотой и страстью.
Чудовище замерло перед ним. — Хозяин, почему ты выставляешь в ложном свете каждый мой поступок? Я напал на твоего слугу только потому, что решил, что он убил тебя. Твоя собственность и твои слуги, как ты прекрасно знаешь, священны для меня! Будь благосклонен к тому, что молвлю, — не своей ль заменой ты сотворил меня?
— Прекрати цитировать мне свои Мильтоновы писания! Ты осмеливаешься сказать это, Изверг, и притом
