Простой люд, в своей нищете изголодавшийся по любому зрелищу, быстро смекнул, что творится у короля на душе - если не в точности, то довольно верно. Слухи передавались из уст в уста, поскольку не было такой семьи, где не нашлось бы никого впрямую или, по крайней мере, косвенно, даже через вторые или третьи руки, связанного с дворцом. Не было такого, кто не знал бы никого знакомого с кем-то из дворцовой прислуги; а дворцовые слуги умели учуять перемену настроения короля, его радость и горе, в воздухе по особому распространяющемуся по залам электричеству. Люди с непокрытыми головами собирались на солнце в святом месте, где короля ВарпалАнганола с подобающей его величеству торжественностью должны были похоронить в соответствующей земляной октаве.
Отпевание совершалось под руководством самого архиепископа Дома Страждущих, БранцаБагината. Члены скритины тоже были здесь. По такому случаю для них сколотили деревянные трибуны, обшитые флагами дома Анганолов. Суровость на лицах господ депутатов происходила не от печали по усопшему монарху, а по преимуществу от неодобрения действий монарха живого; тем не менее, несмотря на все свое несогласие, они все же не посмели не прийти на похороны, страшась последствий. Со многими членами скритины пришли и жены, на что была своя причина.
Стоящий на краю разверстой могилы король ЯндолАнганол казался одиноким и всеми покинутым. Время от времени он бросал короткие острые взгляды по сторонам, словно все еще надеялся кого-то разглядеть в толпе, быть может РобайдайАнганола. Взгляд короля заметался по лицам еще стремительней, когда тело его отца, завернутое в золотую ткань, со всеми предосторожностями опустили в предназначенное ему углубление в теле земли. За исключением взгляда, ничто не изменилось в выражении лица Орла. Обладатели направленных на него тысяч глаз в точности знали, что может ожидать усопшего внизу, в мире теней и духов, где тяготы верхнего, светлого и материального, мира больше ничего не значат. Когда-нибудь и они уйдут вот так же, хотя при этом и не будут присутствовать двенадцать придворных фрейлин, бросающих букеты на их недвижимые останки, как сейчас.
Архиепископ БранцаБагинат закрыл глаза и начал отпевание.
– Неудержимый ток лет уносит нас все дальше и дальше от мига появления на свет, с каждым шагом приближая к последней октаве. Как в небесах наших сияют два светила, большее и меньшее, так и существование каждого творения божьего имеет две составляющих, жизнь и смерть, одна из них меньшая, а другая большая. Сегодня великий король ушел от нас, вступив в великую фазу существования. Он был мудрым человеком и знал, что любому свету в конце концов суждено кануть во тьму…
Сочный бас архиепископа заглушил последние шепотки, а толпа с жадным любопытством, точно бродячие вездесущие псы, поводящие носами в сторону ямы в земле, чуть подавалась вперед, к могиле, туда, куда с первыми же словами БранцаБагината упали первые пригоршни земли.
В этот миг подал голос король.
– Вот перед вами лежит злодей, разрушивший жизнь свою и моей матери. Как вы смеете молиться за него, продавшего свою честь и достоинство?
Одним скачком перелетев через могилу, он оттолкнул с дороги архиепископа и бросился бежать к далекому дворцу на гранитном холме, что-то выкрикивая на бегу. Толпа скрылась из виду, но он не умерил бег и мчался так, пока не добрался до стойла, где вскочил в седло хоксни и как безумный погнал его к лесу. Любимец Юлий был забыт на полдороге, отстал и теперь, причитая, брел к обители своего повелителя.
Этот неприятный эпизод, оскорбление, прилюдно нанесенное религии ее столпом, религиознейшим человеком, пришлось чрезвычайно по душе простолюдинам Матрассила. Тут было о чем поговорить и посудачить, над чем посмеяться, что похвалить, а что и осудить за стаканчиком дешевой выпивки.
– А он шутник, этот Яндол, - таким был вердикт, выносимый чаще всего за столами в тавернах после продолжительных возлияний, среди посетителей, которые не воспринимали смерть как такое уж горе или по крайней мере не считали ее причиной принародно терять голову. Так, за королем закрепилась слава парня с отличным чувством юмора, закрепилась очень быстро и прочно, к великой досаде оппозиционеров из скритины, вознамерившихся раздуть его выходку чуть ли не в государственную измену.
Слышать это было неприятно не только злокозненным баронам из скритины, но и загорелому молодому человеку, тайно присутствовавшему на похоронах деда и собственными глазами видевшему во всех подробностях скандальное бегство отца. Проводив СарториИрвраша, Робайдай вернулся к столице и поселился неподалеку от нее, на укрытом камышами островке, где бывали одни только рыбаки. Там новость о смерти деда и нашла его. Он поспешил наведаться в столицу, проявляя все повадки осторожной косули, ощущающей близость льва.
Став свидетелем выходки шутника-отца, Роба верхом на хоксни рискнул последовать за ним до самого стойла и дальше, в лес, по знакомой с детства тропинке. Зачем он это сделал, он и сам не мог сказать, так как встречаться с отцом или хотя бы следить за ним в его прежние намерения не входило.
Отец, очевидно обдумывая очередную публичную выходку, такую же искрометную, как и прежняя, направил своего хоксни к тропинке, по которой не ездил с тех самых пор, как СарториИрвраш покинул дворец. Тропинка эта вела к зверинцу, надежно укрытому в роще среди гибких стволов молодого раджабарала; невозможно было сказать, что когда-нибудь, когда Великое Лето Гелликонии сдаст свои позиции холодам, эти нежные на вид деревца, живущие по много веков, превратятся в непоколебимые изваяния с древесной сердцевиной, крепостью не уступающей камню. Уже успокоившись, отец юного принца привязал Ветра к стволику молодого деревца. Прижав руку к тому же стволу, он уткнулся в нее головой. Ему с мучительной остротой вспомнилось тело королевы королев, понимание и гармония, некогда освещавшие их любовь. Все это ушло, умерло, а как и почему, он понятия не имел. Постояв немного в полной неподвижности и молчании, король отвязал Ветра и повел его мимо обрубков родительских стволов раджабарала, черных, как склоны потухшего вулкана. Впереди появился деревянный приземистый забор зверинца. Никто не вышел навстречу королю, не преградил ему дорогу и не спросил, кто он таков. Толкнув калитку, король Орел вошел во внешний двор - запущенный, давно не посещаемый человеком. Бурно разрослась сорная трава. Небольшой домик, хозяйственная постройка были в отчаянном состоянии; совсем недавно сюда перестали заглядывать люди, и разруха, словно ощутив себя полноправной хозяйкой, мигом взяла свое. Из покосившихся дверей домика выполз трясущийся белобородый старец и пеличеству.
– Почему перед воротами нет стражи? - потребовал ответа монарх. - И почему ворота не заперты?
Так вопрошал король, но в словах его, бросаемых через плечо, пока сам он шагал к клеткам, не было решительности - ответ и так был ему известен. Старик, изрядно поживший и знавший повадки короля, был чересчур умен, чтобы впасть в ту же небрежную манеру и отвечать в том же тоне. Он моментально пустился в витиеватые подробные объяснения: все служащие зверинца, кроме него, были отозваны после позорного смещения советника. Оставшись тут один, он продолжал ухаживать за питомцами в надежде угодить его величеству. Король, далекий от того, чтобы выказать хоть какую-то радость или удовольствие, сплел пальцы рук за спиной и задумался, придав лицу меланхолическое выражение. У подножия скалы, возле которой ютился зверинец, были устроены четыре большие клетки, поделенные на отсеки для пущего удобства их обитателей. На этих обитателей и был устремлен мрачный и задумчивый взгляд короля ЯндолАнганола.
Первую клетку занимали
Во второй клетке звери при виде незнакомцев шарахнулись от решеток. Многие из обитателей второй клетки поторопились спрятаться в свои норы, с глаз долой. Чтобы эти звери не смогли выкопать в земле лазы и сбежать, дома для них были вырублены прямо в камне скалы. Но два самых сильных самца остались - встав возле решетки, они уставились королю прямо в лицо. Эти протогностики - низкорослые существа, часто путаемые с
Двое выступивших вперед нондадов заговорили с королем, а лучше сказать, затараторили, нервно подергивая конечностями. Речь их представляла собой странный поток не столько слов, сколько пощелкиваний, свиста и всхрапываний. Прежде чем двинуться к третьей клетке, король недолго слушал
