четырех футов, лежал ствол поваленного дерева. Собравшись, король грациозно перемахнул через ствол - великолепным, почти звериным прыжком. Развернувшись с противоположной стороны, он разбежался и вновь перепрыгнул через дерево, приземлившись почти рядом с Эламом Эсомбером.
Король был почти на голову выше посланника. От неожиданности Эсомбер схватился было за рукоятку меча, но потом, опомнившись, опустил руки и неловко замер. Король смотрел на него с улыбкой.
– Мне двадцать пять, я в отличной форме, и на земле я не боюсь ни человека, ни фагора. Мой секрет в том, что я всегда исхожу из обстоятельств. Олдорандо - не более чем одно из обстоятельств на моем пути. Я планирую свои действия, сообразуясь с обстоятельствами, и из них черпаю силы… Не зли меня, Эсомбер, и никогда не зарься на то, что принадлежит мне, - это священно. Для тебя я - одно из твоих обстоятельств. Обратное - неверно.
Сделав шаг в сторону, посланник, чтобы под каким-нибудь предлогом убрать руку с рукоятки меча и поднести ее ко рту, кашлянул и изобразил бледную улыбку.
– Ты силен и ловок и отлично подготовлен ко всему - так, что это просто
ЯндолАнганол взглянул на посланника, сохраняя непроницаемое выражение. Потом сильно поморщился.
– Хорошо. Края здесь малообитаемые и мирные, но если что, вам придется защищаться самим. Разбойники редко делают скидку викариям. Помни, что везешь мою грамоту с разрешением на развод.
– Езжай вперед, если хочешь, дорогой Ян, и не волнуйся ни о чем. Я доставлю твою грамоту Це'Сарру вовремя и в сохранности.
Взмахнув рукой, посланник выставил ее перед собой для прощального рукопожатия. Рука его так и осталась висеть в воздухе - король не потрудился ее заметить.
Вместо этого король, круто развернувшись, подозвал свистом Юлия. Потом громко скомандовал командирше-гиллоте, Гххт-Мларк Чзахн, выступать. Быстро построившись, колонна агуманов пришла в движение и вскоре скрылась в клубах пыли; следом за ней поднялись и выступили менее стройными рядами люди, королевская свита. Вскоре Элам Эсомбер и его викарии остались под сенью дэннисса одни. Вокруг воцарилась тишина. Королевский караван исчез, слившись со степью. Раскаленный двумя солнцами воздух звенел от жары.
Два дня спустя король остановился совсем рядом с Олдорандо - всего в двух милях от города. Ветер нес по степи клочья дыма с близкого пожара.
Встав в тени древнего каменного идола, которые встречались в степи во множестве, король долго вглядывался вперед. Сгорая от нетерпеливого желания добраться наконец до места, он нарочно медлил, заставляя себя размышлять. Задумчиво водил пальцем по грубому изъеденному ветрами и непогодой знакомому рисунку, высеченному на камне, - два концентрических круга один в другом, соединенные извилистыми линиями. На мгновение он задумался о том, что мог означать этот идол и рисунок на нем; но, как правило, подобные загадки - ведь он мог рассчитывать услышать в ответ только то, что этот столб возведен в давние времена таким-то и таким-то королем, давно умершим, - никогда не завладевали его мыслями долее чем на несколько мгновений. И теперь королевская мысль быстро свернула в иное русло, обратилась к тому, что лежало впереди, прямо перед ним, совсем рядом. Они давно миновали границу Олдорандо и вступили на земли, которые можно было назвать исконными, ближайшими к сердцу страны, ее легендарной столице.
До города оставалась не более двух миль, но ни одной постройки еще не было видно. Впереди лежали лишь гряды низких, донельзя выветренных холмов, край подножия того, что дальше превращалось в горы Кзинт, образующие прочнейший хребет материка. Непосредственно перед королем местность пересекал укт, протянувшийся вдоль всего горизонта.
Тропа мади была вовсе не зеленой, как можно было бы ожидать, а рыжевато-коричневой. Там редко попадались большие деревья, в основном кустарник и циклады, густо оплетенные и опутанные ползучей мантлой, пестревшей яркими, кричащими бутонами, - мантлой, семена которой жевали на ходу вечные странники.
Укт был шире любой протоптанной человеком дороги. Но отличался от дорог тем, что ни один человек никогда не пытался путешествовать, следуя маршруту укта. Несмотря на постоянные опустошительные набеги арангов и флебихтов на растительность укта, он оставался практически непроходимым. Племена мади шли и вели своих животных только вдоль внешних краев тропы. Таким образом протогностики бессознательно расширяли укт, разбрасывая на своем пути семена и оставляя кал. Год за годом тропа медленно превращалась в протянувшуюся через континент лесную полосу.
Не везде ширина этой полосы была одинакова. Кое-где, там, где почва была подходящей, ровный как древко стрелы покров леса вздымался буграми чужеродной растительности вроде шоатапракси, похожей на клочья старой невыпавшей шерсти на шкуре животного во время линьки. Мади либо обходили полуострова молодого кустарника, либо проламывались прямо сквозь него, оставляя за собой бреши, быстро затягивающиеся новой свежей порослью.
То, что возникло стихийно, стало привычным и непременным. Укт стал преградой на пути. Бывало так, что определенные виды бабочек и мелких животных, в изобилии представленные с одной стороны укта, не встречались на другой его стороне. Многие птицы, грызуны и смертоносные золотистые змеи с некоторых пор обитали исключительно в укте, никогда не пытались выбраться за его пределы и передвигались по материку, следуя только этой полосе. Известно было два или три вида проказливых
Люди воспринимали укт только как преграду на пути, в зависимости от обстоятельств досадную или же полезную в смысле упреждения вылазок неприятеля. И северную границу между Борлиеном и Олдорандо отмечала полоса укта.
Но сейчас эта граница была охвачена пламенем.
Лава, излившаяся из недавно проснувшегося вулкана, добралась до укта и положила начало стихийному бедствию. С высоты казалось, что огонь ползет по укту, словно по запальному шнуру.
Чуткие приборы Аверна регистрировали каждую подробность вулканической деятельности планеты внизу, приближающейся к своему периастру. В отправленных по радиолучу на Землю данных сообщалось, что пепел, выброшенный во время пика извержения Растиджойника, поднялся на высоту 50 километров. Ветры быстро понесли нижние пепельные слои на восток, и те обогнули Гелликонию всего за 15 дней. Пепел, поднявшийся на высоту более 21 километра, попал в слои стратосферного движения, был унесен на запад и обогнул земной шар за 60 дней.
Подобные данные были получены и в отношении других проснувшихся вулканов. Пепел, собирающийся в стратосфере, почти вдвое уменьшил альбедо атмосферы Гелликонии, увеличив отражательную способность планеты, путь для определенной части лучей Фреира к поверхности планеты оказался закрыт, и жара на материках немного спала. Таким образом чуткая геосфера планеты, действуя как предохранительный клапан машины, защищала существующую на своей поверхности жизнь от окончательного уничтожения.
В течение самых тяжелых десятилетий, когда Гелликония более всего сблизится с Фреиром, эти облака должны будут предохранять ее от испепеляющего жара гигантского светила.
Обитатели Аверна, непосредственные свидетели этого необычайного, поистине космического явления природы, взирали на него с гораздо большим интересом и замиранием сердца, чем земляне.
На Гелликонии вспыхнувшие почти одновременно на различных континентах многочисленные лесные пожары означали мучительный конец для бесчисленных насмерть перепуганных живых созданий. Но с глобальной точки зрения вулканические взрывы и пожары можно было расценивать как стихийную самопроизвольную реакцию планеты-матери, стремящейся защитить зародившуюся на ее поверхности органическую жизнь.
В небольшой ложбине между двумя невысокими холмами решено было устроить привал и переждать
