поврежден самолет.
Поломка была ерундовая. Край акульей клетки срезал большой выступ коралла, поднимавшийся из песка. Этот кусок коралла и пробил фюзеляж с таким треском. Если бы коралл не был так аккуратно срезан, он мог бы проломить хвост самолета и вконец его искалечить.
— Чепуха! — заявил никогда не терявшийся Бен. — Фюзеляж мы починим…
Но Дэви сразу же подошел к воде, окунул разгоряченное лицо в море, смочил волосы и шею.
— Эх ты, бедняга! — снова пожалел его Бен.
Но он тут же стряхнул с себя это чувство. Жалость к сыну не поможет им обоим.
Акулья клетка чуточку погнулась от удара о коралл, но с помощью молчаливого Дэви Бен собрал ее к полудню.
Они ждали захода солнца, растянувшись под самолетом. Потом закрепили болтами стенки клетки. Дэви вставлял болты, а Бен завинчивал их здоровой рукой, вооруженной гаечным ключом. Дверцу подвесили на петли, когда уже спускалась тьма.
— Ну, уж вторую руку они мне сквозь эти прутья не отхватят, — смеялся Бен, восхищаясь своей клеткой.
— Ты наденешь под воду протез? — спросил Дэви.
— Нет. С ним хуже, чем совсем без руки, — сказал Бен.
Он не признался в том, что все равно не сумел бы надеть протез на открывшуюся рану.
Они переночевали под самолетом, но на этот раз Бен предусмотрел все, что могло понадобиться сыну: лимонад, печенье и даже компот, который они ели руками, а Бен в это время рассказывал мальчику, как различать созвездия в Восточном полушарии.
Дэви не показывал и виду, что ему интересно, но Бен чувствовал, что сын слушает его с увлечением.
Рано утром Бен разведал, куда удобнее опустить клетку, но катить ее по песку до края рифа оказалось совсем не легко.
— Лучше надень туфли, — посоветовал Бен мальчику, поранившему ногу.
Сам Бен еще не привык к тому, что он однорукий, и был уже очень раздражен к тому времени, когда клетку можно было спустить через край рифа в прозрачную глубину на двадцать футов. Дэви ему помогал. Он молча выполнял все, что ему приказывали, и ни разу не вызвался что-нибудь сделать по своей воле, как это обычно бывает со всеми мальчишками.
— Когда я скажу тебе: толкай, — ты уж поднатужься, — сказал ему Вен, — и сразу же беги в сторону, чтобы не запутаться в веревке…
Он привязал к верхушке клетки четыре конца. Теперь она не может завалиться на бок и пойдет вниз стоймя.
— Толкай! — крикнул Бен.
Они пыхтели и скользили, но вот наконец клетка перевалила через край рифа.
— Отойди! — закричал Бен.
Но Дэви уже успел отскочить. На колках, забитых в прибрежный песок, натянулась веревка, и клетка повисла под водой. Бен надел маску и нырнул, чтобы ее осмотреть.
— Кажется, все в порядке, — сказал он, выйдя на берег после того, как установил клетку на дне. — Теперь я привяжу ее к коралловому рифу, и дело с концом.
Он заметил, что Дэви уже растянул брезент, под которым они могли провести самые жаркие часы. Мальчик успел перетащить на берег и части маленького компрессора для заполнения воздухом акваланга, так что Бену оставалось только его собрать.
«Наконец-то у меня с малышом дело пошло на лад», — решил Бен.
Он не помнил, чтобы Дэви когда-нибудь раньше предупреждал его желания, и подумал об арабском мальчике, который был таким мастером угадывать мысли кузнеца.
— Как тебе понравился тот арабский парнишка? — спросил Бен.
— Сколько он зарабатывает в неделю? — спросил, в свою очередь, Дэви.
— Немного, — ответил Бен, удивившись откровенной практичности сына. — Несколько пиастров в день.
Но разве все дети не отличаются грубой практичностью, в то время как большинство взрослых безнадежно сентиментальны?
Камера для подводных съемок, которую прислала Бену кинокомпания, снимала на тридцатипятимиллиметровую пленку. Подводные съемки и были целью этой маленькой экспедиции. Компания платила до пяти тысяч долларов за тысячу футов хороших кадров с акулами и еще тысячу долларов за кадры с гигантскими скатами.
Бен опустил на веревке тяжелый киноаппарат в воду, после чего надел акваланг.
— Если хочешь, можешь лечь на край рифа и смотреть, — сказал он Дэви и показал, как надо растянуться в мелкой воде за гребнем коралла, погрузив лицо в воду над самой глубиной.
— Знаю, — сказал Дэви.
— Только не ныряй.
Бен захватил с собой запасной акваланг. Он уже научил Дэви нырять в безопасном заливчике, защищенном одним из рифов, который преграждал доступ акулам. Дэви был хорошим пловцом и легко освоил аппарат.
— Что ты станешь делать, пока я буду под водой? — спросил Бен.
— Читать, — сказал Дэви и вынул из рюкзака книгу.
Бен поглядел на нее и улыбнулся. Это была одна из тех книг, которыми так увлекаются английские мальчишки, — приключения храброго летчика, дравшегося в Северной Африке с арабами.
— Тебе она нравится?
— Нравится, — смущенно сказал Дэви. — Она из школьной библиотеки.
Может быть, именно это и делало книгу такой привлекательной. Бен подумал, что его сын больше англичанин, чем американец. Дэви не помнил Америки и ходил в Каире в английскую школу. Даже произношение у него было скорее английское, чем американское. Английское воспитание, вероятно, и объясняло то, что он был таким сдержанным и практичным.
— Я ненадолго, — сказал Бен и погрузился в воду, держась за веревку.
Как только он очутился под серебристо-голубой поверхностью моря, Бен посмотрел, не привлекла ли акул его приманка из ослиного мяса. Тоненькие черные струйки крови сочились из мяса в прозрачную воду кораллового моря. Тучи мелкой рыбешки с любопытством разглядывали приманку, но крупной рыбы не было и в помине. Он опустил киноаппарат на самое дно и, входя в клетку, порадовался своей выдумке. Здесь он находился в безопасности, а снимать акул отсюда было очень удобно. Он закрыл дверцу клетки и стал ждать.
Ему пришлось ждать и тогда, когда он спустился вторично под воду после обеда. Как и всегда, акулы появились внезапно, откуда ни возьмись. Только что их еще не было, а вот, он и моргнуть не успел, как одна из них уже тычется носом в ослиное мясо. Пока он наводил киноаппарат, рядом с ней оказались еще две: одну из них, пятнистую акулу-«кошку», сопровождали две полосатые рыбы-пилоты, плававшие под выступом ее носа. Бен пристроил камеру к стенке клетки и нажал спуск. Ближняя акула испуганно метнулась прочь. Они еще не отведали крови. Испробовав ее, они сразу смелеют; и Бен снова принялся ждать.
Его не смущало, что он опять очутился в окружении этих страшилищ, от которых ему так досталось. В клетке он чувствовал себя в безопасности. Но он совершенно явственно ощутил боль в руке, куда в тот раз вонзились зубы акулы. Он чувствовал ее в той части руки, которой уже не было.
«В последний раз, — сказал он себе. — Сорву эту ставку и больше не играю. Надо подумать и о мальчике…»
Он и сам считал, что слишком уж хорошо умеет приспосабливаться к обстоятельствам. Это полезно, когда летаешь над канадскими лесами и при такой беспорядочной работе, которую ему приходилось выполнять в Египте. Оглядываясь назад, он понял, что умение приспосабливаться стало его второй натурой. Да и как бы иначе мог работать и даже просто выжить летчик вроде него? Но нельзя строить на этом жизнь человеку, которому надо растить сына. И, глядя на шершавую кожу акулы, находившейся от него в каких- нибудь шести футах, он решил, что придется на этот счет пораскинуть мозгами на досуге. Ему вовсе не
