Избранное

Гибель близится к врагу.

Сквозь разрывов гром и жар,
В тучах дыма и земли,
Капитан и комиссар
Полк в атаку повели.

У обоих стать одна,
Оба — в ногу — впереди.
Пламенеют ордена
У обоих на груди.

Старше друга капитан,
Только молод он на вид:
Он на теле тридцать ран
В память прошлых битв хранит.

Комиссара комсомол
На заводе воспитал.
Комиссару Халхин-Гол
Боевою школой стал.

Так идут они вдвоем
И ведут с собою полк.

Сам железом и огнем
Окружен фашистский волк!

Баллада о связном Шаблинском

Два взвода лежат за рекою. О них
Подумать без боли нельзя.
Оборвана связь, но сквозь огненный вихрь
Идут к ним на помощь друзья.

Весь наш батальон в нетерпении ждет,
В тот берег впивается глаз…
Команда майора: «Связисты, вперед!»
И отдан короткий приказ.

И в реку, где пеной клубилась вода,
В грохочущий, воющий ад,
Четыре связиста ведут провода:
Никто не вернулся назад!

Тогда комсомолец Шаблинский оказал:
«Товарищ майор! Я могу
До наших добраться. Трава и лоза
Прикроют меня на лугу.

До армии слыл я хорошим пловцом:
Случалось и дальше нырять,
В глубокой воде ни огнем, ни свинцом
Меня не достать, не догнать».

И вот уже прочно привязан к ноге
Податливый провод витой.
Бойца не увидеть в зеленой куге[6]
Под белой от взрывов водой.

Во всем снаряженье, с винтовкой в руке
Плывет — не касается дна.
В текущей лениво осенней реке
Вода будто лед холодна.

Он слышит рекой отражаемый гром,
Осколков шипенье и плеск.
Он видит кипящие струи кругом
И вспышек мерцающий блеск.

А там, в лозняке, за пустынной волной
Майор неотступно следит.
Вздохнул тяжело и поник головой:
«Должно быть, и этот убит»…

И снова следит за течением он.
Связные сурово молчат.
И вдруг зажужжал полевой телефон,
И трубку сжимает комбат.

Он голос далекий бойца узнает,