— У нее, наверное, вся стена увешана наградными ленточками, — вставляет Элли.
— Как у Сэм когда-то. Правда, Сэм? — усмехается Линдси, пихая меня локтем в бок. — Голубыми ленточками за игры с лошадками.
— Так что за беда-то?
Я всплескиваю руками, поскольку хочу и историю услышать, и отвлечь внимание от себя и того факта, что когда-то я была лохушкой. В пятом классе я проводила больше времени с лошадьми, чем с представителями своего биологического вида.
— Вы можете объяснить, почему Сара злится на Линдси?
Элоди закатывает глаза, будто мне самое место за столом для умственно отсталых.
— Сару оставили после уроков. Вроде она опоздала в пятый раз за две недели.
Но я все равно не понимаю, и подруга тяжело вздыхает и поясняет:
— Она опоздала потому, что ей пришлось поставить машину на верхней парковке и топать…
— Двадцать две сотых мили! — хором выпаливаем мы и хохочем как умалишенные.
— Не переживай, Линдз, — успокаиваю я. — Если вы подеретесь, я обязательно поставлю на тебя.
— Да, мы прикроем тебе спину, — подхватывает Элоди.
— Разве не странно, как одно вытекает из другого? — робко замечает Элли, как всегда, когда пытается рассуждать. — Словно раскручивается по спирали. Если бы Линдси не украла место Сары на парковке…
— Я не крала его. Оно досталось мне по справедливости, — протестует Линдси и для пущей выразительности хлопает ладонью по столу.
Диетическая кола Элоди выплескивается из стакана прямо на картошку. Мы снова смеемся.
— Я серьезно! — Элли пытается перекричать нас. — Это как паутина, понимаете? Все связано.
— Ты снова залезла в папину нычку, Эл? — спрашивает Элоди.
От хохота мы чуть не валимся под стол. Это наша старая шутка. Папа Элли работает в музыкальном бизнесе. Он юрист, а не продюсер, менеджер или музыкант и повсюду ходит в костюме (даже в бассейн летом), но Линдси уверяет, что он тайный хиппи-анашист.
Мы сгибаемся пополам от смеха, и Элли краснеет.
— Вечно вы не слушаете меня, — жалуется она, пытаясь скрыть улыбку, и швыряет картошкой в Элоди. — Однажды я читала, что, если в Таиланде взлетит стайка бабочек, в Нью-Йорке случится гроза.
— Ага, а если ты пукнешь, во всей Португалии отключат электричество, — ухмыляется Элоди, бросая картошку обратно.
— Твое несвежее дыхание запросто вызовет паническое бегство животных в Африке. — Элли наклоняется вперед. — И я не пукаю.
Мы с Линдси хохочем, пока Элоди и Элли кидают друг в друга картошкой. Линдси пытается сказать, что они понапрасну тратят вкуснейший жир, но от смеха не может вымолвить ни слова. Наконец она вдыхает побольше воздуха и выкашливает:
— А знаете, что мне известно? Если хорошенько чихнуть, можно вызвать торнадо в Айове.
Тут даже Элли сдается, и мы начинаем вызывать торнадо, чихая и фыркая одновременно. На нас все таращатся, но нам плевать.
Примерно через миллион чихов Линдси откидывается на спинку стула, обхватив руками живот и задыхаясь.
— Тридцать погибших в торнадо в Айове, — выдавливает она, — и еще пятьдесят пропавших.
И мы снова хохочем.
Мы с Линдси решаем прогулять седьмой урок и сходить в «Ти-си-би-уай». [4] У Линдси седьмым уроком французский, который она не переваривает, а у меня английский. Мы часто прогуливаем вместе. Мы выпускницы, на дворе второй семестр, а значит, никто и не ждет, что мы появимся в классе. К тому же я ненавижу свою учительницу английского, миссис Харбор. Она вечно уводит в какие-то дебри. Иногда я отвлекаюсь всего на пару минут, и вот она уже вещает о нижнем белье в восемнадцатом веке, или тирании в Африке, или красоте рассвета над Большим каньоном. Наверное, ей и шестидесяти нет, но я совершенно уверена, что она уже начала слетать с катушек. С моей бабушкой было так же: мысли крутились, вертелись и сталкивались друг с другом, следствия опережали причины, точка А менялась местами с точкой Б. Когда бабушка была жива, мы навещали ее, и хотя мне было всего шесть лет, я помню, как надеялась умереть молодой.
Чтобы во время учебного дня покинуть кампус, нужен специальный пропуск, подписанный родителями и администрацией. Так было не всегда. Довольно долго у выпускников имелась привилегия оставлять территорию в любое время, если в расписании стояло «окно». Однако с тех пор минуло двадцать лет, и «Томас Джефферсон» успел завоевать репутацию школы с одним из самых высоких процентов подростковых самоубийств по стране. Как-то раз в Интернете мы наткнулись на статью, в которой «Коннектикут пост» назвал нас «школой самоубийц».
В один прекрасный день компания ребят выехала из кампуса и сбросилась с моста. По-видимому, групповое самоубийство. После этого нам запретили покидать школу во время учебного дня без специального разрешения. Довольно глупо, по-моему. Как если бы обнаружили, что ученики в бутылках из- под воды проносят в школу водку, и запретили пить воду.
К счастью, есть другой способ сбежать: через дыру в заборе за спортивным залом, рядом с теннисным кортом, который мы называем Курительным салоном, потому что там тусуются курильщики. Однако когда мы с Линдси выбираемся из кампуса и направляемся в лес, никого поблизости нет. Вскоре мы выходим на Сто двадцатое шоссе. Вокруг тишина и мороз. Ветки и черные листья хрустят под ногами; дыхание вырывается клубами плотного белого пара.
«Томас Джефферсон» находится в трех милях от центра Риджвью — если это можно назвать центром, — но всего в полумиле от кучки убогих магазинов, которые мы называем Рядом. Здесь есть бензоколонка, «Ти-си-би-уай», китайский ресторан — однажды пообедав там, Элоди болела два дня — и случайно затесавшийся магазинчик «Холлмарк», где продаются розовые в блестках фигурки балерин, стеклянные шары со «снегом» и прочее дерьмо. Туда-то мы и направляемся. И выглядим на редкость по- дурацки, рассекая вдоль шоссе в юбках, колготках и куртках нараспашку, из-под которых торчат топики с мехом.
По дороге в «Ти-си-би-уай» мы проходим мимо «Хунань китчен». Сквозь закопченные стекла видно, как Алекс Лимент и Анна Картулло склонились над миской неизвестно чего.
— О-о-о, скандал!
Линдси поднимает брови, хотя на полноценный скандал это не тянет. Все в курсе, что последние три месяца Алекс изменяет Бриджет Макгуир с Анной. Все, кроме Бриджет, разумеется.
Семья Бриджет суперкатолическая. Бриджет хорошенькая и очень чистенькая, словно только что вымылась скрабом. Она наверняка бережет себя до свадьбы. По крайней мере, так она говорит; хотя Элоди считает, что Бриджет — латентная лесбиянка. Анна Картулло — всего лишь одиннадцатиклассница, но если верить слухам, переспала уже по крайней мере с четырьмя парнями. Она из небогатой семьи, что в Риджвью редкость. Ее мать парикмахер, а об отце я и вовсе не слышала. Она живет в дрянной съемной квартире сразу за Рядом. Эндрю Сингер как-то обмолвился, что у нее в спальне пахнет курицей в кисло- сладком соусе.
— Пойдем поздороваемся, — предлагает Линдси, хватая меня за руку.
— У меня сахарная ломка, — упираюсь я.
— Вот, держи.
Подруга достает из-за пояса упаковку конфет. Линдси всегда носит с собой конфеты, двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, как будто толкает наркотики. В некотором роде так и есть.
— Всего на секундочку, честное слово.
