родосского[35], расстави ноги по обе стороны узкого потока и гневно глядя на обескураженного юнца, извивающегося в воде.
— Да я только пошутил! — вскрикнул Нед.
— Подлец ты, что пристаешь к Нату, когда никто не видит. Если поймаю тебя за этим занятием еще раз, окуну с головой! Вылезай и проваливай, — загремел Дэн в ярости.
Нед убежал, такой мокрый, что с него текло ручьями, и эта неожиданная сидячая ванна явно принесла ему пользу, так как с тех пор он очень уважительно обращался с обоими мальчиками и, казалось, оставил все свое любопытство в холодном ручье. Когда он исчез, Дэн перескочил через стену и обнаружил там Ната. Тот лежал ничком, совершенно измученный и убитый своими горестями.
— Я думаю, он больше не будет приставать к тебе. А если будет, только скажи мне — я с ним разберусь, — сказал Дэн, стараясь успокоиться.
— Меня не очень волнует, что он так часто говорит обо мне, я к этому привык, — отвечал Нат печально, — но я не выношу, когда он набрасывается на тебя.
— Откуда ты знаешь, что в его словах нет правды? — спросил Дэн, отвернувшись в сторону.
— Что? Насчет денег? — воскликнул Нат, вздрогнув и подняв глаза.
— Да.
— Но я не верю этому! Ты равнодушен к деньгам, все, что тебе нужно, — это твои жуки и все такое, — и Нат недоверчиво засмеялся.
— Я хочу иметь сачок так же сильно, как ты скрипку, так почему бы я не мог украсть деньги, чтобы купить его, так же, как ты? — сказал Дэн, по-прежнему глядя в сторону и усердно делая ямки в дерне своей палкой.
— Я думаю, ты так не поступил бы. Ты любишь иногда подраться, но ты не лжешь, и я не верю, что ты мог бы украсть, — и Нат решительно покачал головой.
— Я делал и то, и другое. Я раньше врал напропалую; хотя теперь это мне ни к чему. И я крал из садов и с огородов, когда убежал от Пейдока и искал, чего бы поесть. Так что, видишь, не такой уж я хороший прень, — сказал Дэн, грубоватым и беспечным тоном, от которого уже почти отвык в последнее время.
— О Дэн, не говори, что это ты взял деньги! Я могу предположить, что это кто угодно, только не ты, — вскричал Нат таким огорченным тоном, что Дэн обернулся к нему со странным, как будто довольным, выражением лица, но ответил только:
— Я больше ни слова не скажу об этом. Но ты не волнуйся, и мы выкарабкаемся как-нибудь из этой истории, вот увидишь.
Что-то необычное в его лице и манерах зародило в уме Ната неожиданную мысль, и он сказал с жаром, сжав руки в мольбе:
— Мне кажется, Дэн, ты знаешь, кто это сделал. Если знаешь, уговори его признаться. Мне так тяжело, что все они ненавидят меня, когда я ни в чем не виноват. Иногда мне кажется, что я больше не вынесу. Если бы мне было куда бежать, я убежал бы, хотя очень люблю Пламфильд, но у меня нет твоей смелости и силы, так что приходится оставаться и ждать, пока кто-нибудь не докажет им, что я не лгал.
Нат выглядел таким сломленным и отчаявшимся, что Дэну было тяжело смотреть на друга. Он пробормотал хрипло:
— Тебе не придется долго ждать, — и ушел.
Несколько часов его нигде не было видно.
— В чем дело с Дэном? — спрашивали мальчики друг у друга несколько раз за долгое воскресенье, последовавшее за неделей, которая, казалось, никогда не кончится. У Дэна часто бывали приступы угрюмости, но в тот день он был так серьезен и молчалив, что никто не мог добиться от него ни слова. Когда они, как обычно, отправились на прогулку, он отстал от остальных и пришел домой поздно. Он не принимал участия в вечерней беседе, но сидел в тени, так занятый своими мыслями, что едва ли слышал, что происходит вокруг. Когда миссис Джо показала ему необычно хороший отзыв в Книге Совести, он прочел его без улыбки и сказал печально:
— Вы думаете, я становлюсь лучше, да?
— Конечно, Дэн, и я очень довольна. Я всегда считала, что тебе надо только немного помочь, чтобы ты стал мальчиком, которым можно гордиться.
Его черные глаза взглянули на нее со странным выражением смешанной гордости, любви и огорчения — выражением, которое она не смогла понять тогда, но поняла позднее.
— Боюсь, вы будете разочарованы, но я стараюсь, — сказал он, закрывая без всякого признака удовольствия книгу, свою страницу в которой прежде очень любил перечитывать и обсуждать.
— Ты болен, дорогой? — спросила миссис Джо, положив руку ему на плечо.
— У меня немного болит нога. Я, пожалуй, пойду в постель. Доброй ночи, мама, — добавил он и посидел еще немного, подперев щеку рукой, а затем ушел с таким видом, словно сказал 'прощай' чему-то дорогому.
— Бедный Дэн! Он так глубоко переживает позор Ната. Он странный мальчик, и я спрашиваю себя, начну ли я когда-нибудь понимать его до конца? — сказала себе миссис Джо, так как думала об исправлении Дэна в последнее время с настоящим удовлетворением, и вместе с тем чувствовала, что мальчик — более глубокая натура, чем показалось ей сначала.
Самым тяжелым ударом для Ната стал поступок Томми. После своей потери мистер Бэнгз сказал ему дружелюбно, но твердо:
— Я не хочу обижать тебя, Нат, но, сам понимаешь, я не могу позволить себе терять деньги, так что мы больше не будем партнерами, — и с этими словами Томми стер надпись 'Т. Бэнгз и Компания'.
Нат был очень горд этим 'и Компания', старательно искал яйца, честно вел свой счет и добавил к своим доходам существенную сумму, вырученную от продажи своей доли яиц.
— О Том! Неужели ты не можешь иначе? — воскликнул он, чувствуя, что его доброе имя в мире бизнеса утрачено навсегда.
— Не могу, — ответил Томми твердо. — Эмиль говорит, что когда кто-нибудь из компаньонов фирмы 'присваивает фонды' (я думаю, это значит взять деньги и убежать с ними), партнеры преследуют его по суду или еще как-нибудь и не хотят больше иметь с ним дела. Ты присвоил мои фонды. Я не буду преследовать тебя по суду, но мне придется разорвать партнерские отношения, так как я не могу больше доверять тебе и не хочу, чтобы моя фирма прогорела.
— Я не могу заставить тебя поверить мне, что я не брал твой доллар. И ты не возьмешь мои деньги, хотя я с радостью отдал бы тебе все мои доллары, если бы ты только сказал, что не думаешь, будто это я взял твои деньги. Но позволь мне искать яйца для тебя, я буду делать это бесплатно. Я знаю все места, и мне это нравится, — просил Нат.
Но Томми покачал головой, и на его веселом круглом лице появилось жестокое и недоверчивое выражение, когда он сказал коротко:
— Не могу и жалею, что ты знаешь места. Смотри, не смей искать без меня и не кради мои яйца.
Бедный Нат не мог оправиться от обиды. Он чувствовал, что не только потерял своего партнера и патрона, но что он моральный банкрот и отверженный в мире бизнеса. Никто не верил его слову, письменному или устному, несмотря на его усилилия поправить свою репутацию, запятнанную прежней ложью. Вывеска была снята, фирма распалась, а он погибший человек. Амбар — Уолл-стрит мальчиков — больше не желал знать его. Гребешок и ее сестры напрасно звали его своим квохтаньем. Они, казалось, приняли его несчастье близко к сердцу, так как яиц стало меньше, а некоторые несушки в негодовании перебрались на новые гнезда, которых Томми не мог найти.
— Они верят мне, — сказал Нат, когда услышал об этом, и хотя мальчиков только рассмешила эта мысль, Нат нашел в ней утешение, так как когда человек теряет свое положение в обществе, любое проявление доверия, даже со стороны какой-нибудь пестрой курицы, очень помогает подняться в собственных глазах.
Томми не заключил ни с кем нового партнерского соглашения, так как подозрительность вошла в его некогда доверчивую душу и отравила ее покой. Нед предлагал войти с ним в долю, но он отклонил предложение и побуждаемый чувством справедливости, которое делало ему честь, сказал:
— Может оказаться, что Нат не брал моих денег, и тогда мы с ним могли бы опять стать партнерами. Я
