Медики смотрели на него в шоке, полные дурных предчувствий того, что будет дальше. Их вытолкали в соседнюю палатку, в которой лежали раненые. Сержант монголов оттолкнул доктора, когда тот попытался убедить его пощадить раненых, и заорал:
— Сейчас мы вам покажем, как поступают с людьми, которые нападают на Матушку-Россию и убивают женщин и детей.
Махнув рукой своим солдатам и указав на раненых, он скомандовал:
— Перережьте им глотки, как овцам. Немецкие пехотинцы задрожали, увидев дьявольский блеск в глазах двух подошедших монголов. Они, вероятно, были опытными пастухами и мясниками, поскольку вытащили из своих сапог ножи, которые явно взяли из дома. И они знали, как ими пользоваться. Эти ножи были идеальным инструментом для грядущей расправы. Без малейшего признака эмоций монголы обходили раненых и со знанием дела запрокидывали головы своих беззащитных жертв и перерезали им горло. Остро отточенные ножи входили в плоть столь легко, что из некоторых ран сквозь хлынувшую кровь были видны позвоночные кости.
Монголы работали быстро и методично. Всего через несколько минут вся палатка была превращена в скотобойню. Умирающие немецкие солдаты корчились от боли на своих кроватях. Доктор, который прежде каждый день сталкивался с ужасом войны, позеленел и не мог держаться на ногах.
— Смотри, — закричал сержант и ударил доктора прикладом своего автомата.
Нос доктора сломался, словно спичка, и по его лицу полилась кровь прямо на ботинки сержанта.
— Смотри на мои ботинки, слабоумок! Ты, старая свинья! — с этим криком монгол схватил свой автомат за ствол и обрушил приклад на голову доктора.
Его череп проломился с хрустом, с каким раскалывается перезрелая дыня. За этим последовало еще два или три точных удара стальным прикладом, и доктор был мертв. Скованные ужасом, санитары стояли в углу. Одного из них сержант вытолкнул вперед, чтобы тот стер своей униформой кровь с его автомата.
После этого монголы начали разграблять пункт медицинской помощи. Шесть оставшихся в живых санитаров были выстроены с руками за головой перед операционной палаткой. Еще один монгол, которому было поручено охранять их, был явно недоволен, что не мог принять участие в мародерстве.
— Вот дерьмо, — ругался он. — Зачем мне здесь присматривать за этими глупыми свиньями. Их все равно в расход пустят. Может, лучше я их сейчас сразу пришью?
— Закрой рот и делай, что я тебе говорю, — заорал на него сержант. — Старый хочет еще поодиночке с ними что-то сообразить. Может, прощебечут птички нам еще свои песенки и расскажут, куда их приятели смылись.
Один из санитаров немного понимал по-русски и понял, что впереди их не ждет ничего хорошего.
— Они хотят заколоть нас, как и раненых, — прошептал он сквозь зубы. — Этим закончится в любом случае, но мы должны попытаться вырваться при первой возможности и найти своих. Наши бойцы не должны были уйти далеко.
— Ты прав, — ответил его сосед. — Я вырублю Ивана, потом мы пробежим через палатку, перепрыгнем через мусорную яму и скроемся в кустах. Будем бежать, пока не окажемся в безопасности. Каждый сам за себя, но потом постараемся собраться вместе.
Монголы громко хвастались друг перед другом своими трофеями, особенно, когда они добрались до продовольствия. Охранник, который не участвовал в разделе найденного, все больше злился. Все его внимание было приковано к добыче его товарищей. И тут наступил удобный момент для побега. Когда монголы начали рыться в немецких ящиках, охранник с жадностью смотрел на них и больше ни на что не обращал внимания.
Один из медиков молниеносно выхватил кинжал из своего ботинка и, подобно тигру, подпрыгнул к спине охранника и повалил его на угол палатки. В следующее мгновение он воткнул нож в почки монгола и быстро крутанул лезвие в ране два или три раза. Тот окаменел от боли, из его горла начали вырываться глухие стоны, но немец зажал ему рот. Товарищи отважного санитара уже побежали через палатку, и он последовал за ними. Но они даже не успели добежать до ее противоположного конца, когда дикие крики раненого монгола подняли тревогу среди остальных. Раздались автоматные очереди, и пули, пройдя через брезент палатки, пригвоздили к земле замыкающего бегство медика, в руке которого все еще был нож. Остальные на бегу перепрыгивали яму для отходов, полную ампутированных человеческих конечностей, которые торчали оттуда, словно хотели затащить к себе убегавших. Один из медиков, бежавший позади, зацепился за веревку, удерживавшую палатку в натянутом положении, и головой вперед рухнул в эту яму. Но его товарищ, перепрыгнувший через яму перед ним, вернулся назад и подал ему руку. Крепко схватив его, он вытащил его оттуда только для того, чтобы в следующую секунду увидеть, как его друга срежет автоматная очередь в спину. Пули прожужжали в опасной близости от него самого, но ни одна из них не настигла новой цели. Этот медик тут же прыгнул в кусты и пополз через подлесок. Прорываясь через листья и ветки, пули монголов свистели у него над головой. Справа от себя он увидел своих убегающих товарищей. Перекатившись в длинную лощину, санитар побежал за ними.
Будучи опытными пехотинцами, медики очень быстро нашли в своих карманах небольшой компас, который всегда носили с собой на случай, если окажутся отрезанными от своих товарищей. Я, к примеру, всегда носил компас в своем кармане. И теперь у одного из медиков также оказался компас, который спас жизни беглецов. Скрываясь от врага, они в течение двух дней спешно двигались за немецкими войсками, пока, наконец, не соединились с ними. Затем, доложив командиру имена своих павших товарищей, они тихо присоединились к колонне стрелков, оставаясь наедине со своими мыслями.
Выжившие бойцы 144-го горнострелкового полка сумели соединиться с частями на новой линии обороны, но это принесло им мало облегчения. Солдаты полка находились уже на пределе своей прочности. Долгие дни они не получали никакого обеспечения. Каждый был покрыт грязью и измучен вшами. Патроны к стрелковому оружию были на исходе, и их приходилось использовать с крайней бережливостью. Лишь безнадежность их положения заставляла бойцов сражаться дальше. Они знали, что только следование приказу, дисциплина и безропотное перенесение страданий могут дать им хоть какой-то шанс выжить в этих суровых испытаниях, где единственной альтернативой была неминуемая смерть в руках врага.
И хотя это было невидимо для солдат, сражавшихся на передовой, командование 6-й армии в последнюю минуту предприняло попытку предотвратить окружение. К этому моменту русские уже глубоко проникли в немецкие линии обороны, и окружение не было завершено только благодаря недостатку согласованности среди советских командиров. Пятнадцать немецких дивизий собрались вместе, чтобы единым фронтом прорваться по единственному оставшемуся у них пути к спасению — пересечь реку Ингулец и выйти к Бугу, чтобы установить новую линию фронта на его западном берегу. 3-я горнострелковая дивизия во время этой операции двигалась в авангарде немецких частей и первой достигла Ингульца. Она сумела найти подходящее место, где под руководством передового батальона была сооружена необходимая переправа. Продолжавшиеся атаки русских были несогласованными, и их удалось отбросить назад.
Дивизии 138-го и 144-го полков заняли позиции, чтобы защитить плацдарм от ожидаемой атаки врага и гарантировать проход немецким дивизиям, следующим за ними. 15 марта 1944 года за проливными дождями последовали заморозки и начался гололед. Среди хронически истощенных немецких солдат, не имевших сколь-л ибо серьезной защиты от непогоды, стремительно начали распространяться простудные заболевания. Без малейшей возможности как-то облегчить свои страдания немецкие пехотинцы оставались в своих окопах, мучимые ознобом и лихорадкой.
Глава восьмая ПОЧЕРК СНАЙПЕРА
Дивизии собирались на переправе через реку. Я и мои товарищи брели рядом с колонной боевой техники. Апатично переставляя ноги, мы ощущали себя защищенными от вражеских атак среди такой массы войск.
Оптический прицел на моей винтовке был завернут в кусок брезента для защиты от сыпавшегося с неба града. Я двигался походным порядком вместе с командирами 138-го и 144-го полков, которые тем временем обсуждали, как будут своими силами осуществлять оборону переправы. В тридцати метрах от меня неожиданно раздался крик:
