Утром третьего дня к амбару, находившемуся среди передовых позиций русских, подъехал грузовик, из которого было выкачено противотанковое орудие. Пока трое солдат устанавливали орудие на позиции, остальные выгружали из грузовика боеприпасы и складывали их за амбаром. День был безветренным и сухим, что создавало идеальные условия для выстрелов на дальнее расстояние. Я соорудил отличную опору для своей винтовки и неподвижно застыл за ней. Я поймал первого советского артиллериста в перекрестье своего прицела и, учитывая огромное расстояние, прицелился чуть выше его головы. Пуля попала в живот врагу, и русский сложился, как перочинный ножик. Прежде чем он успел рухнуть на землю, я поймал в прицел второго артиллериста. Второе тело рухнуло на землю, сраженное пулей. Эти артиллеристы, должно быть, были неопытными солдатами, поскольку так долго не понимали, в какой опасности они оказались. Вместо того чтобы занять укрытие, третий артиллерист взгромоздил себе на плечи одного из своих раненых товарищей, чтобы попытаться отойти за амбар. Но его судьба была решена, едва он подхватил раненого. Большая часть остальных русских бойцов теперь достаточно поумнела, чтобы оставаться в укрытии позади строения.
Я решил попробовать положиться на удачу, хотя и не ожидал, что моя следующая пуля наверняка попадет в двадцатисантиметровую смотровую щель противотанкового орудия и уничтожит его прицельную оптику. Я не был уверен, что попал, хотя и не увидел вмятины на лобовой броне орудия. В этот момент русские, остававшиеся перед амбаром, все вдруг исчезли за ним. Тут же мотор грузовика снова заревел, и машина понеслась обратно по той же дороге, по которой прибыла. Противотанковое орудие оставалось покинутым в окружении трех трупов. До конца дня сохранялось впечатление, что русские оставили свои позиции. Вечером товарищ сообщил мне, что, согласно перехваченному радиосообщению, операция с противотанковым оружием приостановлена, поскольку оно повреждено. Услышав это, я, вполне понятно, почувствовал еще большую гордость своими стрелковыми навыками.
Но русские отплатили нам той же монетой, когда на следующий день советский снайпер стал стрелять по каждой появлявшейся подвижной цели со стороны противника. Его первой жертвой стала старшая из двух женщин. Когда она выскочила из траншеи перед самым хлевом, пуля поразила ее в грудь. Ее колени беззвучно согнулись, и она рухнула головой вперед, уже мертвая. Разрывная пуля сделала в ее груди дыру размером с кулак и вырвала ее сердце. Было самоубийством пытаться достать ее тело в дневное время. Но ее дочь пришлось буквально физически удерживать от таких попыток. Только отчаянные напоминания немецких бойцов о том, что она должна остаться живой и заботиться о ребенке, в конце концов привели учительницу в чувство. С наступлением темноты стрелки достали тело погибшей женщины и сразу похоронили ее.
В течение нескольких последующих дней каждый из бойцов противоборствующих сторон делал все, чтобы не высовываться из позиций, и все шло тихо. Даже я не сделал ни одного выстрела. Корова, жизнь которой была так важна для ребенка, в итоге все-таки свалилась и больше не могла встать на ноги. Повар избавил ее от страданий выстрелом из своего 'парабеллума', и ее тушу отнесли на полевую кухню.
Через четыре дня разведчики доложили, что русская 4-я Украинская армия готовится к решающему бою. 3-я горнострелковая дивизия была приведена в состояние полной боевой готовности, поскольку русские уже высылали патрули численностью до роты, которые внезапно атаковали позиции стрелков, чтобы выискать слабые места в их обороне. Мы перегруппировались, и стрелкам было приказано перемещаться на новые позиции. Учительница с ребенком отправилась с нами к новой деревне, к которой мы двигались маршем.
2 марта 1945 года я был вызван в штаб батальона. Само по-себе это не было чем-то экстраординарным, поскольку я всегда получал таким образом особые задания. Но на этот раз меня дожидался лейтенант из штаба полка, который поприветствовал меня с теплой улыбкой и горячо пожал мою руку.
— Поздравляю, мой дорогой Оллерберг. Это большая честь для меня наградить тебя снайперским знаком фюрера. Ты был столь успешен, что одновременно получаешь все три степени. Дай мне, пожалуйста, твое правое предплечье.
Осторожно проткнув мою форму, лейтенант временно прикрепил овальный знак к моему рукаву и вручил мне наградной сертификат, отпечатанный на простом листке бумаги, где в соответствующем месте значилось мое имя. Я и лейтенант обменялись общепринятыми теплыми пожеланиями, после чего офицер снова подошел к командиру батальона, а я был отпущен. Несмотря на то что я гордился получением этой награды, я осознавал, что хранение сертификата или снайперского знака крайне опасно. Поэтому я незамедлительно отправился в комнату почтовых отправлений и послал их домой своим родителям.
Снайперский знак Вермахта был одной из наиболее экзотических наград Второй мировой войны. Хотя он и был введен официальным указом в конце 1944 года, но вручался крайне редко, поскольку очень немногим снайперам удавалось оставаться в живых до тех пор, пока на их счету оказывалось количество подтвержденных уничтоженных противников, достаточное для получения награды. Низкая востребованность знака и сложность его производства привели к тому, что очень малое количество знаков и сертификатов к ним было произведено. Уничтожение ряда из них награжденными также является одной из причин, почему крайне мало из них сохранилось до наших дней. Однако зачастую эти знаки не были доступны войскам для награждения бойцов, заслуживших их. Многие снайперские знаки вручались с составленными на месте сертификатами, как было и в моем случае, а порою и сам знак не вручался. Как обещалось, он должен был быть выслан позднее. Но поскольку военная ситуация ухудшалась с каждым днем, этого не случилось.
Тем временем фашистская пропагандистская машина неутомимо обещала армии, что она вскоре получит чудесное оружие всех возможных типов. Вермахт действительно стремился к этому, но на практике осуществить это ему практически не удалось. Если новое вооружение и появлялось, оно выпускалось в крайне ограниченном количестве. В этой ситуации было крайне важно выделить солдат, отличавшихся особым мастерством. И в этом контексте достижения снайперов стали крайне важным элементом агитации пропагандистов. Победы снайперов помпезно воспевались в газетах, их снайперские счета озвучивались на всю Германию. Слово 'снайпер' перестало ассоциироваться с определением 'коварный'. Теперь термин 'снайпер' стал синонимом преданного своему долгу и самоотверженного солдата. Снайперов в газетах называли 'охотниками' и 'неустрашимыми бойцами-одиночками'. Конечно, пропагандистская машина нуждалась и в портретах своих новых героев. А поскольку случайных фотографий, сделанных военными корреспондентами, было недостаточно, были организованы специальные фотосессии.
Поскольку снайперы 3-й горнострелковой дивизии снова и снова добивались выходящих из ряда вон результатов, а двое из них были награждены золотым снайперским знаком, в начале марта к нам была выслана команда корреспондентов, которые должны были написать репортаж о нас и сделать несколько наших снимков.
Съемки проходили солнечным утром. Фотограф проинструктировал нас, чтобы мы принимали воинственные позы и изображали себя целящимися в противника из своих винтовок.
— Враг должен отражаться в глазу охотника! — объясняли нам.
За время съемок произошел забавный случай. Один из снайперов по имени Фриц Кениг должен был позировать, изображая, как он, прислонив винтовку к дереву, пьет воду из чистого горного ручья. Едва только фотография была сделана и Кениг поднял свою голову из воды, капли которой еще стекали по его подбородку, как пехотинец, шедший позади, сказал с нарочитым отвращением:
— Ох! Ты пил эту воду? А ведь тридцати метрами выше гниет тело мертвого ивана. Ох, меня тошнит даже при мысли об этом.
Сначала мы подумали, что наш товарищ просто неудачно пошутил. Но сказанное не выходило у нас из головы, и мы отправились вдоль ручья, чтобы проверить правдивость услышанного. Как оказалось, действительно, стоило нам пройти тридцать метров, мы увидели лежавшее в ручье разлагавшееся тело русского. Кенига тут же затошнило.
Когда мы вернулись к фотографу, то увидели, что военный художник Вермахта зарисовывает снайпера с винтовкой К98к, на которой был установлен крохотный прицел ZF41. Увидев это, Йозеф Рот воскликнул:
— Какой смысл рисовать это? Через такой прицел все равно ни хрена не видно!
Посещение команды корреспондентов также дало возможность стрелкам сделать несколько снимков себе на память. К примеру, новый снайпер, только что прибывший в дивизию после курсов, попросил, чтобы его сфотографировали вместе с его кумиром — со мной. Мы получили снимки, о которых попросили, на
