проверки нетрудно будет представить их пьяными…
— Эту проклятую хату надо спалить, — садясь в машину, сказал Чугунов. — Там полно наших следов…
— Так в чем же дело? — подзадорил его Голощеков. — Бери канистру и дело с концом.
— Ты это серьезно? — Чугунов, ища подтверждения, взглянул на Воробьева.
— Я согласен, чумное место другой участи не заслуживает. Сеня, далеко у тебя канистра с бензином?
— В багажнике нашей «девятки», только оставьте что-нибудь про запас.
Борис открыл багажник и, подхватив из него черную пластмассовую канистру, направился с ней в дом. Но вскоре, пятясь, вышел из дверей, поливая из канистры крыльцо и стены дома…Передав канистру Семену, он вжикнул газовой зажигалкой и, не раздумывая, бросил ее в парящее бензиновое озерцо. Пламя потекло по крыльцу, перекинулось через порог и стало ластиться к стенам, мебели, быстро взбираться по лестнице…
Они еще не проехали и пяти километров, как над садами взвился огромный стог огня, не оставляющего сомнений в том, что огненная стихия доведет дело до конца…
Глава шестая
Арефьев пребывал в трауре. Погибших телохранителей Рюмку и Заполошного похоронили на Химкинском кладбище. Буханца положили в частную, полуподпольную, клинику, где после сделанной операции он уже шел на поправку. Там же два дня лежал Чугунов. Ему повезло: пуля, задев по касательной брюшную полость, прошла сквозь карман, в котором лежала запасная обойма от пистолета.
Воробьев лечился, что называется, в амбулаторных условиях.
В дороге, когда они возвращались из Хлебниково, состояние Вахитова стало угрожающим. Пульс почти не прощупывался, и Голощеков велел Борису отвезти его в ближайшую больницу. Однако через пару километров стало ясно, что до больницы он не дотянет: Борис по мобильнику вызвал «скорую помощь» в район метро Таганская… Однако сердце Вахитова перестало биться за полторы минуты до прибытия неотложки…Борис вынес тело из машины и, положив его на скамейку, уехал…
Труп Полоза, который привезли в Опалиху, оставили на ночь в гараже — на дощатом настиле, положенном на сдвинутые капоты двух машин. В первую же ночь, Арефьев, взяв фонарик, спустился во двор. К нему подошел охранник Борис, но хозяин жестом дал понять, чтобы его оставили одного.
Он зашел в гараж и включил свет. Долгое, плоское тело Полоза казалось отчужденно беспомощным. Кто-то из охраны в его сложенные на груди руки вставил сигарету. Арефьев, сочтя это издевательством над мертвым, выдернул сигарету и бросил ее под машину.
Постояв несколько минут над трупом, и, не получив от свидания с ним успокоения, он отвел взгляд от заострившегося, объятого желтизной лица и пошел на выход. Злата ждала его на крыльце. Он обнял ее за плечи и увел в дом. В постели долго ворочался, отчего растревожил бок и ему пришлось встать и принять лекарство.
Прошедший день он считал позорным. Утром состоялся «разбор полетов». Воробьев, с рукой на перевязи, рассказал о том, что произошло в Хлебниково. Выслушав доклад, Арефьев, по очереди оглядев присутствовавших, неопределенно сказал:
— Смерть не есть зло…Дело в другом.
И он завел речь о деньгах. При этом Арефьев выразительно посмотрел на финансиста Коркина. Тот, не заглядывая в лежащий перед ним лист бумаги, назвал цифру — 700 тысяч долларов.
— Это все, что нам удастся наскрести, — сказал он. — Вы же знаете, наш груз задержан на таможне Украины, а это не много, не мало, три тысячи тонн спирта.
— Я знаю, — сухо перебил финансиста Арефьев. — А кредит, о котором мы с тобой говорили? Я имею в виду «Альфа-банк»…
— Там слишком высокие ставки…В банке «Столичный», где приемлемые проценты, мы уже взяли кредит, другие наши средства брошены в Тюмень, на разработку новых нефтяных полей…Кроме этого, до первого числа мы должны произвести выплату акционерам общества «Северное сияние»…Это последний срок, после чего к нам могут быть применены солидные штрафные санкции…
— Не много ли этих санкций? — Арефьев взглянул на часы. — С минуты на минуту должен звонить Расколов — что мы ему скажем?
— Может, пока не стоит ставить его в известность? — предположил Голощеков.
— Не будем наивничать, ему уже наверняка все известно.
— Но есть другой вариант, — Воробьев отпил из своего фужера минеральной воды. — Бортинженер умер и мы в конце концов можем все списать на него. Я понимаю, это не по правилам, но надо учитывать, что нас кинули именно по его наводке.
Арефьев взглядом остановил Воробьева.
— Кто кого кинул еще неизвестно, а за доставку валюты целиком отвечаем мы. Но это для нас не только вопрос чести, но и вопрос выживания. Я не хочу пугать вас, но не исключается крупная разборка. Возможно, даже с применением оружия и взрывчатки…Поэтому Воробьеву и Голощекову надо подумать о безопасности нашей фирмы. Как вы думаете заменить вышедших из строя людей? — обратился он к Воробьеву.
— Мы уже давно работаем с охранной фирмой «Вердикт»…Вот и Борис оттуда и Буханец, так что…
…В половине одиннадцатого утра телекамеры наружного слежения зафиксировали человека, который подошел к калитке. В руках у него была двухлитровая стеклянная банка с содержимым белого цвета. Охрана впустила козьего пастуха. Как будто погода его не касалась: он по-прежнему был в дырявых, на босу ногу, кедах и в своей потерявшей первоначальный вид выгоревшей безрукавке. Подошедший Борис завел с ним разговор.
— Хозяин сейчас обедает, — сказал он Раздрыкину. — Что ему передать?
Пастух протянул охраннику банку с молоком.
— Передайте вот это, жена только что подоила, — он собрался уходить, но что-то передумав, обратился к Борису. — Передайте Герману Олеговичу, что справедливость все же восторжествовала. Он поймет, о чем идет речь…
— Обязательно передам, — улыбнулся Борис, — и, я думаю, это понравится ему.
Не успела калитка захлопнуться за пастухом, как у ворот строения ? 9 остановилась серая «волга». Из машины вышел довольно высокий, средней комплекции, человек в форме подполковника милиции. Не спеша он подошел к воротам, и нажал на звонок. Это был Коризно, начальник отдела милиции Опалихи. Его встретили с почтением. Сам Арефьев провел его в свой кабинет и открыл бар. Однако Коризно от выпивки отказался, лишь заметив: «Если не сложно, то чайку бы я стаканчик выпил …»
— В газетах пишут о покушении на редакторшу, — сказал Арефьев, наливая в фужеры минеральной воды. — Наверное, недостатка в версиях у вас нет?
— Основные две: разбой с целью похищения автомашины и вторая версия — заурядная месть. Вы же знаете, что наши СМИ за последние годы стали своего рода киллерами и…в ответ получают по полной программе.
— А куда денешься, издержки демократии. А кому мог помешать наш мэр?
— С ним сложнее…Но пока ничего определенного сказать не могу… — Я вам принес документы, — подполковник достал из папки и положил на стол официальные бумаги. Это разрешение на хранение и пользование двух гладкоствольных ружей. Прошу…
Речь шла о шестизарядном «ремингтоне» двенадцатого калибра и о «тулке» шестнадцатого калибра…
Арефьев взял в руки важные для него бумаги.
— Исполнение просто классическое, — сказал он и протянул Коризно руку. Они обменялись рукопожатием.
— Что вы хотите, компьютерное оформление, чистописание…Хороший, между прочим, у вас чай, наверное, цейлонский, — сказал подполковник.
— Честно говоря, я в этом не разбираюсь. Обычно я пью шиповник в пакетиках, крепкий чай мне пока нельзя…
Помолчали. Это были абсолютно разные люди, без каких бы то ни было точек соприкосновения. Взглянув на хозяина дома и, видимо, уловив какой-то свой момент, Коризно сказал:
