известен.
Церковь в канун Инквизиции была не более нетерпимой, чем светское общество. Конечно, ее можно обвинить в том, что она сама создала этот дух нетерпимости, который порой оборачивался против нее. Однако было бы бесполезно пытаться отделить церковное сознание от сознания христианского населения. Католицизм и интернациональная администрация, представленная армией функционеров, подчиненных архиепископу Римскому, – разные вещи.
Церковь располагала слишком большими полномочиями, чтобы избежать соблазна их превысить. Однако чаще всего она удовлетворялась наведением общественного порядка в доменах, относящихся к ее компетенции, и наводила его с большей или меньшей жестокостью – смотря по обстоятельствам. Сжечь человека за колдовство не считалось более аморальным, чем повесить за кражу окорока. Если Церковь и проводила карательные акции, то лишь потому, что держала в руках большую часть административных функций. Причем она их вовсе не узурпировала: просто в ту эпоху их некому было взять на себя.
Те, кто открыто исповедовал религии, противоречащие церковному учению, и не желал изменить свои взгляды, по закону подлежали смерти через сожжение. Однако истинным оружием Церкви против ереси было убеждение – правда, походившее порой на запугивание. Заподозренный в ереси находился под угрозой отлучения со всеми вытекающими последствиями, отлученный от Церкви оказывался практически выброшенным из общества. В странах, подобных северной Франции, где и клир, и население были одинаково фанатичны, апостольский престол должен был думать о том, как сдержать религиозный пыл, а не о том, чтобы засылать миссионеров. На юге Франции, известном очаге ереси, папы организовывали проповеднические компании и пытались выправить нравы Церкви.
Эти попытки не возымели результата, если обратиться к свидетельству Иннокентия III об окситанском клире. Проповеди тоже успеха не имели.
Святой Бернар сам отправился в 1145 году проповедовать на Юг в компании с легатом Альберихом, епископом Остийским, и Жоффруа, епископом Шартрским. Его свидетельство категорично: ересь торжествует. «У храмов нет прихожан, у прихожан нет священников, у священников нет совести. Повсюду христиане без Христа. Таинства смешаны с грязью, праздники утеряли торжественность. Люди умирают во грехе. Детей совращают с пути Христова, лишая их благодати крещения»[38]. Вот как обстояло дело за 60 лет до крестового похода. Даже если предположить, что святой Бернар в своем благочестивом ужасе сгустил краски, его слова указывают на упадок религии в тех районах, где он побывал.
В кафедральном соборе Альби в день своего приезда святой Бернар проповедовал тридцати прихожанам. Правда, через три дня огромная церковь уже не вмещала толпу желающих послушать проповедь святого. Но этот интерес вспыхнул, как солома, и погас; миссия святого Бернара успеха не имела.
Крестовый поход проповедников, посланный папой Александром III в 1179 году, несмотря на насильственное отречение и показательное осуждение Пьера Морана по прозвищу «Иоанн-евангелист», был еще менее успешен. Несколько еретиков для виду покаялись, но после отъезда легатов население в ответ на вторжения чужаков в дела страны стало открыто поддерживать ересь.
На следующий год папа начал думать о том, чтобы просить поддержки у светских властей. На Вселенском соборе в Латеране в 1179 году он заявил: «Хотя Церковь, как говорит о том святой Лев, довольствуется святым, духовным судом и не прибегает к кровавым акциям, она вынуждена, однако, опереться на светские законы и просить поддержки у князей,
Это уже признание собственного бессилия: папа констатирует, что Церковь больше не в состоянии бороться с ересью доступными ей средствами. На юге Франции и на севере Италии Рим приказывает светским и духовным властям объединиться для полицейского преследования еретиков. После Веронского собора папа Люций III приказывает епископам отправиться в свои диоцезы на розыск еретиков и предписывает сеньорам и консулам помогать епископской миссии под страхом отлучения и запрета. Папский легат Анри, аббат из Клерво, позднее епископ Альбонский, не ограничивается соборами, чтобы исправить нравы клира. Он смещает архиепископа Нарбоннского и собирает католических сеньоров для осады Лаваура, одного из главных очагов ереси в Лангедоке (1181).
Тактика крупных лангедокских феодалов по отношению к Риму не меняется: они дают и не держат обещания. Для них это единственно возможный стиль поведения. Если Раймон V под давлением политических обстоятельств еще пытался открыто поддержать Церковь, то его сын, понимая роль еретиков в стране, делал все возможное, чтобы жить в мире с обеими религиями.
Раймон VI наследовал своему отцу в 1194 году. Четырьмя годами позже тридцатитрехлетний кардинал – Лотарио Конти, выходец из высокородной римской семьи, пользующийся известностью в своем городе и ценимый в церковной среде, был избран папой и наречен Иннокентием III. Его таланты и склад характера вызывали такое восхищение, что, несмотря на молодость, на то, что его предшественник Целестин III (из семьи Орсини, по традиции враждующей с Конти) держал его в отдалении от дел, и на то, что он еще не был возведен в сан, решение кардиналов было почти единодушным, и на следующее утро после смерти Целестина III молодой кардинал был провозглашен главой христианского мира.
Он взялся за эту роль с неумолимым рвением: за 18 лет понтификата он показал себя настоящим наместником Бога на земле, диктуя Его волю королям и народам, невзирая на личные интересы и не пасуя перед практическими трудностями, с которыми могли столкнуться его указания. Будучи одновременно и теоретиком, и человеком дела, он постулировал абсолютное превосходство Церкви и видел свое призвание в том, чтобы править королями и заставить их служить интересам Господа.
Если уж Иннокентий III сумел укротить Филиппа Августа и Яна Безземельного, добиться вассальной клятвы от короля Арагонского, бросить немецкое рыцарство против северных язычников, а франкское – против сарацинов (крестовый поход, приведший против его воли к взятию Константинополя, что, однако, поможет ему потом попытаться добиться власти над греческой Церковью), если ему удалось повсюду посадить своих легатов, чтобы те командовали княжеской политикой, то совершенно ясно, что он не потерпит позора иметь под боком страну, где народ и власти публично высмеивают Церковь.
И тем не менее Иннокентий III, главный вдохновитель крестового похода против ереси, вовсе не был фанатиком. В своих наставительных посланиях он предстает перед нами человеком осмотрительным, умеренным и справедливым. В случаях ереси, о которых ему донесли епископ Озерский и архиепископ Санский, он сомневается, медлит, требует доказательств, проводит дознание и кончает тем, что признает подозреваемых невиновными. При посылке легатов в Лангедок Иннокентий III, стремясь искоренить причину, а не следствия беды, начал с препирательства с епископами и светскими властями. Он полагал, что «наглые еретики» распоясались вследствие дурного поведения духовенства. Но этот папа, державший в повиновении королей, не справлялся со своими подчиненными: авторитет Церкви – палка о двух концах. Действительно, легаты отстранили от дел Гильома Роксельского, епископа Безье, Никола, епископа Вивьера, Раймона Рабастанского, епископа Тулузы, и Беренгера, архиепископа Нарбонны. Мера хоть и революционная, но отнюдь не повысившая авторитет папы в высшем клире. Архиепископ Нарбонны и епископ Безье отказались
