Костер Монсегюра. История альбигойских крестовых походов

повсеместно поддерживая свое новое воинство во всех его начинаниях, фактически обрекало сопротивление на провал.

ГЛАВА XI СОПРОТИВЛЕНИЕ КАТАРОВ

1. Организация сопротивления

Катары не сдавались, тем более что гонения предоставляли им прекрасные аргументы в пользу борьбы с католической Церковью: теперь у них были веские доказательства ее дьявольской природы.

В конце концов они не считали свое дело проигранным; Церкви Боснии, Болгарии и Ломбардии были в силе и оспаривали территории у римской Церкви, порой, как это случилось в славянских странах, выходя из борьбы победителями. Братские Церкви через своих эмиссаров присылали катарам вспомоществование и ободряющие письма. В 1243 году, в разгар битвы за Монсегюр, катарский епископ Кремоны отправил гонца к епископу Бертрану Марти с уверениями в том, что его Церковь пребывает в мире, и с просьбой откомандировать в Кремону двух совершенных. Места, где катарская Церковь могла пребывать в мире (что, конечно, было не навек), как Земля обетованная, притягивали уставших от гонений еретиков. В период с 1230 по 1240 годы множество катаров эмигрировало в Ломбардию.

Наиболее мужественные и боеспособные оставались на местах, предпочитая рисковать жизнью, но не покидать свою паству. Ожидая лучших времен, они уходили в подполье. Если Г. Пелиссон утверждает, что в это время еретики натворили больше беды, чем за время войны, то, видимо, он имел в виду резкую смену пассивной пацифистской позиции совершенных, которые начали поощрять насилие. Религия, отрицавшая кровопролитие и запрещавшая своим служителям любое убийство, сумела найти насилию оправдание: некоторые существа являются не падшими душами, проходящими путь наказания, а воплощениями сил зла, и уничтожать их не грешно. Разумеется, инквизиторов и их приспешников сразу причислили к этим дьявольским созданиям. Чтобы подвигнуть на борьбу народ, и без того уже доведенный до крайности, совершенным не надо было особенно стараться. Однако они имели огромное влияние на владетельных феодалов и могли поднять их на борьбу с римской Церковью, привлекая их духовным превосходством, которое они при этом получали.

Именно в это время совершенные учредили договор convenensa, который не практиковался ранее: согласно этому договору, верующий мог получить consolamentum in extremis даже в том случае, когда он не мог говорить, будучи ранен или по любой другой причине. Позднее этот обычай широко распространился по вполне понятным соображениям: convenensa давала совершенным возможность увеличивать число приверженцев, не опасаясь попасть в западню. Человек, связавший себя этим договором, тем самым налагал на совершенного моральное обязательство совершить над ним предсмертный обряд consolamentum, если, конечно, на то будет физическая возможность.

С уходом катаров в подполье их духовная жизнь сделалась еще более интенсивной и страстной. Теперь верующих умеренного толка, которые стали еретиками по соображениям выгоды или из уважения к обычаю (как это случалось до 1209 г. и сразу после возвращения к власти графа), начали вытеснять из общин. От этого аудитория собраний катаров не сокращалась, поскольку их ряды пополнялись теми, кто, несмотря на тяготы нового режима, считал катарскую Церковь единственно приемлемой для организации сопротивления. В это время, в сравнении с периодом крестового похода, активизировалась деятельность вальденсов. Обе Церкви, некогда соперничавшие друг с другом, объединились в единый фронт, и мы располагаем списками многочисленных совершенных-вальденсов, проповедовавших в Лангедоке и прежде всего в долине Арьежа.

Трудным было апостольство этих людей, но они неуклонно продолжали свое дело. Не из страха перед опасностью забивались они в лачуги угольщиков, в лесные хижины, в заброшенные хутора. Они вели жизнь затравленных бродяг, чтобы иметь возможность продолжать апостольство и быть ближе к людям, которые хранили верность их религии или которых они надеялись в нее обратить.

Появившись в окрестностях деревни или предместья, совершенный и его socius (двойник) начинали с поиска надежного убежища. Это мог быть дом кого-нибудь из верующих, если местность не состояла под усиленным надзором церковных властей. Таких местностей было немало, начиная с замков Ниоров или менее могущественных феодалов, таких, как Ланта Журда, владетель Кальявеля, и кончая замками большинства знати Фанжо, Лорака, Мирамона и т. д. Иногда «надежные» дома, где можно было остановиться, совершенным показывали графские баили. А в некоторых предместьях – Сорезе, Авиньонете, Сен-Феликсе – еретикам симпатизировали кюре. Чаще всего бродячие проповедники останавливались в укромном месте за пределами города, не столько из страха быть узнанными, сколько не желая подвергать опасности тех, кто предоставил им кров. Об их прибытии не знал никто, кроме надежных верующих, и катары располагали обширной сетью секретных агентов, которые служили и гонцами, и проводниками. Если же местность была поднадзорна кюре или баилю-католику, верующие старались под любыми предлогами уйти подальше от города: кто шел за хворостом, кто за грибами или ягодами, сеньоры выезжали на охоту. При этом нужно было, чтобы массовый исход горожан не вызвал подозрений, и уходили, как правило, маленькими группами и с интервалами в несколько дней.

Чаще всего проповедники собирали свою аудиторию где-нибудь на лесной поляне. Вблизи предместий сходились по ночам, и горожане пользовались темнотой, чтобы уйти незамеченными. Иногда вооруженные облавы или шпионы (exploratores), подкупленные инквизиторами, застигали эти собрания врасплох. Как раз во время такой облавы граф Тулузский арестовал Пагана Бесседского и восемнадцать совершенных. Как правило, те, кто занимались розыском еретиков, не располагали достаточными силами и рисковали жизнью, отваживаясь отправиться в лес. Проповедников и их паству во время церемоний под открытым небом охраняла вооруженная стража. Застигнутым в разгар проповеди еретикам чаще всего удавалось убежать. Доминиканец Рауль, явившись в лес недалеко от Фанжо, чтобы арестовать еретиков по доносу шпиона, поймал лишь одного из них. В 1234 году кюре Пьер, разыскивая еретиков, попал в засаду к местному баилю. Ему удалось спастись, но его сопровождающий погиб. В 1237 году двоих совершенных поймали и сожгли в Монградее, двоих в Сен-Мартен-ла-Ланд, двоих в Вильневе близ Монреаля. Женщины, то ли по причине излишней активности, то ли по неосторожности, поскольку они чувствовали себя менее уязвимыми, попадались чаще. Однажды аббат из Сореза отправил агента (nuncius'a) арестовать двоих женщин – совершенных, находящихся в предместье. Жительницы предместья выразили протест, забросав агента камнями и побив палками, а когда явился аббат и начал им пенять за такое поведение, они подняли агента на смех, заявляя, что он принял за еретичек двоих почтенных замужних дам. Однако женщины- совершенные, застигнутые одни в лесу или в предместье, где население было не таким решительным и не так враждебно относилось к католикам, быстро отправлялись в тюрьму и оттуда на костер. Надо полагать, инквизиторы прекрасно знали, что от них ничего не добьешься.

Жан Гиро в своей работе об инквизиции приводит историю Гульельмы де ла Мот, которая перед сожжением поведала о своих скитаниях. После 1240 года она вместе с компаньонкой в течение трех недель укрывалась в лесу у некоего Пьера Беллока, потом в лесу Боск-Блан; затем верующие провели их в лес Салабос, затем в Авелланетский лес, где они прожили год. Потом, после долгих скитаний из леса в лес в окрестностях Ланта, совершенный Г. Роже вывел их в лес Гаррига. Несколько месяцев они жили у верующих: целых девять из них – у некоего Понса Ривьера, а затем по два-три дня в разных домах. Затем – снова в лесных хижинах. Так их и перепрятывали из леса на мызу, из предместья в лес то верующие, боявшиеся за их безопасность, то совершенные, снабжавшие их новыми инструкциями. Кончилось тем, что в