предстоящей встречи с братом отправили сопливую толстуху в… А, не знаю, куда отправили, и знать не хочу. В анналах и без нее тесно.
Впервые за последние годы мы будем встречать Новый год совсем как раньше – вчетвером. Брателло давненько не баловал нас своим обществом, ограничиваясь редкими телефонными звонками. То гонял по миру за каким-нибудь редким кадром, то прогуливал гонорар с очередной красоткой, которые менялись у него так же часто, как машины.
Потому что Олег Ярцев любит все новое, а получив это новое, через полгода начинает скучать и искать очередную цацку. Нет, он вовсе не был бездушной сволочью, растаптывающей девичьи судьбы, со всеми своими пассиями брат расставался мирно – покупал кольцо или серьги с брюликами и – пока, кисуля!
А кисуля и рада – на момент прощания у Олежки, как правило, заканчивался очередной гонорар, и выдоить из любовника больше ничего не удавалось.
Не знаю, случайно или намеренно, но брат всегда выбирал себе один женский типаж – светские львицы, охотницы за кошельками. Эти дамочки постоянно толкутся на всех гламурных тусовках в поисках очередного папика. А если еще вместо папика удается охмурить очень даже симпатичного парня, к тому же веселого раздолбая с тугим кошельком, то надо просто радоваться удаче. Замуж за Олежку никто из этих дам не спешил, потому что прекрасно видели – бесперспективный товарищ. К тому же обитающий в скромной однушке в Марьине.
В общем, Олег Ярцев вел весьма активный образ жизни, и у него постоянно не хватало места для семейных праздников.
И вдруг – он празднует с нами Новый год!
От любопытства я даже на время забыла о своих проблемах.
И помчалась домой, чтобы успеть к приезду брата привести себя в порядок.
Тем более что краситься и пудриться я не собиралась – душ, высушить и уложить волосы в тяжелый узел, любимые широкие шелковые брюки, нарядная блузка, скромные золотые украшения – и я готова.
Глянув на себя в зеркало, я тяжело вздохнула – вот так и надо было идти на тот злосчастный корпортив, а не фонтанировать гормонами.
Хотя – кто его знает, может, так должно было случиться?
И в следующем году меня ждет что-то фантастическое, невероятное, безумно-счастливое?
Вряд ли.
Расстроиться в очередной раз не успела – задолдонил дверной звонок.
ГЛАВА 23
Я распахнула дверь и невольно присвистнула – передо мной стоял супермегамачо. Стыдно сказать, но, живя с братом в одном городе, я в реале с ним не встречалась уже года три. Только по телефону или через Интернет. К родителям мы, конечно, приезжали гораздо чаще, но друг с другом не пересекались. Даже на день рождения.
И за то время, пока мы не виделись, Олежка умудрился превратиться в настоящего метросексуала. Нет, с ориентацией, насколько я помню, у него все в порядке, но эта холеная трехдневная щетина, эта ухоженная, нарочито небрежная грива густых черных волос, этот загар посреди зимы! Джемпер с маленьким крокодильчиком на груди, дорогущие итальянские туфли, кашемировое полупальто, завязанный венецианским узлом роскошный шарф! Маникюр! Тонкий аромат дорогого парфюма!
– Олежка-а-а, – восхищенно протянула я, отступив на шаг и разглядывая брата с головы до ног, – ты что, педиком стал?
– Щас как тресну в лоб! – возмутился тот. – Что за необоснованные инсинуации?!
– Как это необоснованные, очень даже обоснованные! До безобразия самодовольная и ухоженная морда, маникюр, моднючая стрижка, изысканный парфюм – ты или педик, или модель. Что в принципе почти всегда одно и то же.
– Грустно, – тяжело вздохнул Олег, вдвигаясь в прихожую. – Грустно и обидно, что моя собственная сестра не избавилась от лапотной дремучести, для которой настоящий мужик должен быть могуч, вонюч и волосат. А если мужчина следит за своей внешностью, хочет пахнуть не собой, а хорошим парфюмом, считает, что ухоженные мужские руки гораздо приятней для нежной женской кожи, чем корявые заскорузлые лапы с обгрызенными ногтями, это означает только одно – он гей. Мне что, пукнуть или рыгнуть, чтобы тебе комфортнее стало?
– Ты не забыл, милый братик, – недобро прищурилась я, – что я особь опасная и злопамятная? И драться умею не хуже некоторых модников, все свое свободное время проводящих в солярии или в салоне красоты.
– Ну почему же, – брат на всякий случай отодвинулся, – не только там, я еще и в бассейн хожу, и железо таскаю.
– Когда же ты успеваешь свои суперфотки щелкать?
– В промежутках между солярием и бассейном. – Олежка улыбнулся, неожиданно обнял меня и закружил по прихожей. – Варюха, как же я рад тебя видеть! Я так по вам всем соскучился, и по отцу, и по маме, и по тебе! И по елке домашней! Сегодня должен был Новый год встречать на открытии нового торгово- развлекательного комплекса, но утром представил себе всю эту однообразную мутотень и решил забить на нее. Тошнит уже от этих фальшивых улыбок и сисек!
– Интересное перечисление, – рассмеялась я, заразившись его восторгом.
Хотела было продолжить шутливо пререкаться, но радость от встречи с братом вдруг сломала истончившуюся до прозрачной хрупкости льда стенку самообладания. Я так устала держать всю боль в себе, не имея возможности поделиться ею с близким человеком!
В носу защекотало, губы подло задрожали, я попыталась их прикусить, но ничего не вышло – непослушные пакостницы вывернулись и мгновенно распухли варениками. У меня всегда так при плаче – словно нос в улей сунула.
Из горла вырвался всхлип, потом другой, третий, и вот я уже стою, уткнувшись носом в крокодильчика на груди брата, и старательно топлю рептилию в слезах. А Олег, перепугавшись до икоты, гладит меня по плечам дрожащими руками и бормочет что-то успокаивающее.
Вот ведь гадство, а! Теперь физиономия моя как минимум часа три-четыре будет напоминать рыхлый кусок теста с двумя щелочками и тремя бесформенными нашлепками, причем отличить, где нос, а где губы можно исключительно по расположению нашлепок.
И что я маме скажу?!
Брат отвел меня в комнату и усадил на диван, потом сбегал на кухню, притащил стакан воды, попытался меня напоить, ухлюпал мою блузку, руки у него затряслись еще сильнее, и Олежка, допив оставшуюся в стакане воду, сел рядом и молча прижал меня к груди, дожидаясь, пока я успокоюсь сама.
И правильно, между прочим, сделал. Расспрашивать икающее, задыхающееся, залитое соплями и слезами существо – дело дохлое. Существо при всем желании не в состоянии произнести хотя бы одну вразумительную фразу ввиду полной разрегулировки речевого аппарата.
Дождавшись, пока сотрясавшее меня рыдательное цунами схлынет окончательно, Олежка приподнял мою опухшую физиомордию за подбородок, подул на вспотевший лоб и тихо произнес:
– Ну, теперь ты скажешь, что произошло? Я впервые вижу всегда собранную, спокойную, деловую Варвару, мой постоянный образец для подражания, в таком раздрае. Неужели дела сердечные появились? Говори имя негодяя, посмевшего обидеть мою сестру, и я вызову его на дуэль. Хотя нет, просто вдумчиво откорректирую ему морду. Смазливый небось, да?
– Смазливая. – Я судорожно вздохнула и вытерла ладошкой мокрые от слез щеки.
– Что-о-о? – Густые черные брови брата прыгнули на середину лба. – Так ты что, того?
– Что – того?
– Лесбиянка, что ли?
– Фу, Олежка, как ты мыслишь однонаправленно! – невольно улыбнулась я. – Почему ты считаешь, что девушка может плакать только из-за несчастной любви?
– Так горько и самозабвенно? – почесал затылок Виталий. – Да, только из-за нее.
– А если в одночасье остался без работы, без машины и без денег – надо кричать «ура!» и в воздух чепчики бросать?
– Погоди-погоди. – Брат резко развернулся и недоверчиво посмотрел мне в глаза. – Ты что, шутишь, что