поранила чуток кожу.
– Не дергайся, – прошипела я по-немецки. – И не вздумай орать – проткну твою жирную шею, как колбаску. Понял?
– Да, – булькнул толстый.
– Отлично. Там, за этой дверью, есть пост охраны?
– Нет.
– Точно? Если обманешь – убью.
– Нет там никого! Зачем, ведь вход и выход только по карточкам.
– Хорошо. Теперь о камерах видеонаблюдения – они есть на каждом этаже?
– Д-да.
– Кто за ними следит? Те, что дежурят на входе?
– Нет, есть специальная комната слежения, здесь же, на первом этаже. Там постоянно дежурит один из охраны.
– И как далеко эта комната отсюда? Надо проходить мимо тех двоих в холле?
– Н-нет, это как раз в этом крыле.
– Тогда веди, – я обняла толстяка за жирную талию, прижалась поплотнее к груди, пряча отвертку возле шеи, и еще раз предупредила: – Будешь послушным – останешься в живых. Сейчас идем прямо к комнате слежения, ты стучишь в дверь и предлагаешь одинокому дежурному развлечься со свеженькой послушной бабенкой.
– А потом?
– Суп с котом.
– Что?
– Пошел! – Я сильнее надавила на шею, Ганс взвизгнул и торопливо ткнул магнитной карточкой в прорезь.
Комната слежения действительно оказалась совсем близко. По пути я старательно висла на толстяке, игриво хихикая и пощипывая жирную талию, так что к моменту нашего прибытия на место сомнений в отношении наших намерений у дежурного по мониторам не осталось. Почему я так решила?
А потому, что он распахнул двери, не дожидаясь конца блеющей речи Ганса. И немудрено: с европейскими женщинами, да еще не самыми плохими экземплярами, здесь плохо. Вернее, совсем никак, а тут такое счастье само пришло!
Возбужденно курлыча, дежурный отвернулся, вытаскивая откуда-то из-под стола початую бутылку коньяка и стакан. И тут добровольно пришедшее счастье поступило нехорошо. Совершенно неженственно врезало прикладом отнятого у толстяка автомата по темечку бедолаги.
Бедолага укоризненно хрюкнул и осел на пол. А Ганс попытался мужественно сбежать, но был настигнут у самой двери и обижен все тем же прикладом.
Я захлопнула дверь и принялась надежно фиксировать два стонущих тела. Будь я спецназовцем каким- нибудь, я бы смогла вырубить дойчей понадежнее, но увы – сил маловато, и охранники отвлеклись ненадолго.
Но мне и этого времени хватило, чтобы плотно обмотать парнишек скотчем, ремнями и прочим подручным материалом. Ротовые отверстия пришлось заткнуть предметами их же гардероба. Да, негуманно, но, во-первых, ничего другого не нашлось, а во-вторых, носки надо чаще менять.
Ну вот, теперь можно и осмотреться. Я села в вертящееся кресло и еще раз пожалела, что я не муха. Были бы у меня такие же фасеточные глаза, как у мохноногой, мне бы удалось одновременно зафиксировать все изображения. А так – голова мгновенно закружилась от обилия мониторов.
Ладно, придется смотреть по очереди, не спеша. Один ряд экранов, второй, третий… Ну где же ты, доча?!
Вот она. Спит, разметавшись на узкой кровати. Личико заплаканное, измученное, осунувшееся. Помещение, куда засунули моего ребенка, больше похоже на камеру для буйных в психушке. Я работала там санитаркой, я знаю. Окон нет, стены обиты – нет, не войлоком – все той же странной, отливающей металлом тканью, которую недавно набрасывали на голову Нике.
Экранируете, значит? Боитесь? Ну-ну.
За спиной послышалась странная возня. Я оглянулась и одним прыжком оказалась возле одной из спеленутых гусениц, которая уже почти доползла до двери и пыталась открыть ее лбом. По лбу и получила, причем на этот раз дежурный по мониторам схлопотал гораздо серьезнее, до крови. По-моему, под прикладом даже что-то мерзко хрустнуло. А нечего меня злить!
Вот Гансик – послушный мальчик, лежит себе тихонечко, с ужасом пялится на злую тетю и не бузит.
Я демонстративно вытерла запачканный кровью приклад о его рубашку и вернулась к мониторам. Следовало еще найти Михара и Петера.
Нашла. Они оба были в этом здании. Я, конечно, не знаю приятеля Лхары в лицо, но вряд ли здесь находится кто-то еще из амфибий.
Парень, очень похожий внешне на подругу моей дочери, лежал ничком в одной из камер карцера. Почему я так решила? Да потому, что, во-первых, мониторы с изображением Петера и Михара находились рядом, а во-вторых, комнаты были асболютно идентичны – пустые каменные мешки с зарешеченными окнами. Ни нар, ни хотя бы тюфяков каких-то, что ли. Голый сырой пол, и все.
На котором и лежал этот парень. Он был более коренастым по сравнению с Лхарой, шире в плечах, укороченные конечности бугрились мускулами, волосы были короче, чем у девушки, но ненамного. Лицо Михара было разбито в кровь, на теле тоже хватало синяков и ссадин. Надеюсь, эти твари не избили его до смерти?
Хотя нет, МакКормик упоминал о том, что накачал парня каким-то препаратом, гарантирующим длительную отключку. Посмотрим, насколько длительной она будет.
А вот Петер не спал. Он сидел, привалившись спиной к стене, и тоскливо смотрел в окошко. Не горюй, рыжий, прорвемся!
На столе перед мониторами горделиво возлежал здоровенный охотничий нож с инкрустированной ручкой, принадлежавший, видимо, медленно заплывавшей кровью непослушной гусенице. Любят самцы вот такие вот брутальные штучки!
Но, похоже, не все. Во всяком случае, Ганс совсем сплохел, когда я приставила остро заточенное лезвие к его ширинке.
– Не бойся, – ласково улыбнулась я, отложив верно послужившую мне отвертку в сторону. – Не станешь делать резких движений – останешься при своем. Дернешься – будешь петь фальцетом. Понял?
Толстяк замычал и быстро-быстро закивал головой.
– Вот и отлично. Сейчас я вытащу кляп и задам тебе несколько вопросов. Ответишь правильно – мы подружимся. Соврешь – все будет очень грустно. И учти – я сумею понять, врешь ты или нет, потому что вон та девочка в экранированной комнате – моя дочь. А о ее способностях ты, думаю, немного наслышан, да?
Очередной кивок, глаза такие преданные, истово-честные.
– Ну вот и отлично. Я, конечно, не обладаю силой моей дочери, но кое-что тоже могу. Поэтому мой тебе совет – не ври, – а что, с такими трусами только и блефовать. – Договорились?
«Дадададада!»
Брезгливо морщась, я вытащила обслюнявленный носок изо рта толстяка, и, пока тот со свистом пытался отдышаться, вернулась к мониторам, и, указывая на Нику, Петера и Михара, спросила:
– Ты знаешь, где они находятся?
– Да, – заторопился Ганс. – Девочка – в исследовательском крыле, это на третьем этаже, а эти двое – в подвале, в карцере.
– Сколько охранников в подвале?
– Один. И я должен его сменить. Он скоро начнет звонить на пост, интересоваться, где я.
– Разберемся. Теперь об исследовательском крыле – туда можно пройти из подвала незаметно?
– Да, если подняться на лифте. Но сам этаж сейчас под усиленной охраной, вы же видите, – он кивнул на мониторы, на которых было видно не меньше пяти громил, бродивших и сидевших на этаже Ники.
