Или краснобайка? – Это как?
– Потеряли мы его, дочка…
– Что?!! – Телефонная трубка неожиданно раскалилась, удержать ее не было возможности, и пластмасска грохнулась на пол.
Следом довольно неуклюже последовала и я. Нет, грохаться не стала, просто кости из ног куда-то исчезли, а оставшийся кисель выдержать мой вес не мог никак.
Я сидела на полу и тупо смотрела на заходившуюся криком трубку. Затем из микрофона вылетели и ввинтились в уши короткие гудки.
А потом заголосил мой мобильный. Перетащила взгляд на него. И чего прыгает, чего елозит? Безрезультатно пошебуршившись минуты три, телефончик обиделся и угрюмо замолчал.
Но долго сидеть в позе капусты (на лотос не претендую) мне не позволили. Вскоре из коридора донесся дружный топот, дверь распахнулась, и в комнату ворвалась армия спасения, во главе которой несся Май.
Заметив безмятежный и приветливый взор кочана капусты, подруга облегченно выдохнула:
– Слава богу, ты в порядке!
– Неть! – Ника ужом вывернулась в руках у Славы, парень едва успел подхватить малышку и поставить ее на пол.
Дочка подбежала ко мне, обняла за шею и поцеловала в щеку. Потом в нос. И снова в щеку.
И с каждым теплым нежным чмоком кочан капусты постепенно снова становился женщиной.
И возвращалась боль…
Видимо, возвращаясь, она наследила на лице, потому что Ника отрицательно затрясла головой и закричала:
– Неть! Неть! Не плакать! Папа есть! Папа есть! Папа ждать!
– Анетка, – ко мне подсела Саша и обняла за плечи, – ну ты что творишь? Не дослушала, в панику ударилась, причем этим ударом задела и Сергея Львовича! Генерал мне звонит, орет, что тебе плохо, что ты все неправильно поняла. Требует, чтобы ты срочно ему перезвонила, как только сможешь. Что-то ты, мать, совсем на голову плоха стала. Я тебя просто не узнаю. Может, начнем любовные сериалы серий эдак на двести смотреть и на женские сентиментальные романы перейдем? С чего начнем? «Любовь в серале»?
– Где? – хрюкнул от смеха Славка.
– Там, где твоя мама скоро окажется, – мрачно пообещала я, – причем с головой.
– Фу, какая ты грубая! – Сашка укоризненно покачала головой. – Сераль, сынок, это гарем на Востоке, а не то, на что намекает эта малообразованная тетка, которая до сих пор в документах крестиком подписывается.
– Стукну все-таки, – я тяжело вздохнула и обратилась к прижавшейся дочери: – Ника, деточка, принеси маме вон ту штуку со стола. – Штука – это довольно увесистая ваза, – только не урони. Ее надо на тетю Сашу уронить.
– Ты чему дитя учишь?! – возмутилась подруга, опасливо отодвигаясь. – Не слушай ее, Никусь. Тетю вазой бить нельзя.
– Да, – важно кивнуло дитя.
– Умница, девочка! – начала было восхищаться Сашка, но в этот момент девочка, хитренько улыбнувшись, подбежала к кровати, взяла там плюшевого кота довольно внушительных размеров и, сопя от усердия, притащила его мне:
– На.
– Зачем?
– Ваза – нельзя, кот – можно, – деловито сообщила малышка, невинно глядя на тетю.
– Гены пальцем не раздавишь, – грустно констатировала подруга. – Это же надо – от горшка два вершка, а уже козни против бедной несчастной тети Саши строит. Вся в мать!
– И папа! – подпрыгнула Ника.
– Кто бы сомневался, – буркнула Сашка. – Тоже тот еще змей.
– Неть! Папа хороший!
– Ладно, ладно, хороший. Недаром мама твоя на него не надышится. Ну что, истеричка, – подруга, с сомнением разглядывая кота, на всякий случай встала и отошла к детям, – успокоилась? Теперь в состоянии спокойно поговорить с генералом или опять в обморок хлопнешься?
– А кто хлопался, никто и не хлопался, – забормотала я, тоже поднимаясь. – Ну присела чуток, отдохнула на полу, так сразу – обморок. Ура! – Отвлекающий маневр удался, раскрученный за хвост кот угодил точнехонько в Сашино плечо, а потом отрикошетил в Славку.
– Эй! – покачнулся тот, перехватывая плюшевое орудие возмездия. – Поосторожнее! Я-то ни сном ни духом, и в мыслях не держал наезда на вас! Вы уж постарайтесь в следующий раз поточнее в маму целиться.
– Вот спасибо, сынок! Тетка совсем сдетинилась, а он еще и поощряет. В следующий раз! – Саша свирепо посмотрела на меня. – Звони давай, Зоркий Сокол – гроза бледнолицых.
– А вы в гостиную вернуться не хотите? – робко поинтересовалась я.
Дружное «нет!» многотонным валуном придавило чахлые ростки сопротивления. Ну и ладно.
– Сергей Львович, это снова я.
– Ну слава богу! – обрадовался Левандовский. – Ты что творишь, а? Решила старика до инфаркта довести?
– Прям уж, старик, – проворчала я. – Все бы старики такими были – Пенсионный фонд давно бы разорился.
– Ты чего психанула-то?
– А вы чего пугаете?
– Чем это?
– А кто сказал, что Лешу потеряли?
– Ну и что? Да, плохо, конечно, но не смертельно.
– Так выражаться яснее надо, Сергей Львович! Тогда нежные и слабые женщины, издерганные суровой действительностью, перестанут нервничать.
– Ладно, нашлась нежная и слабая, – добродушно проворчал Левандовский. – Да ты любого моего бойца в гроб загонишь и на могиле семечки щелкать сядешь.
– Кто? Я?!
– Ты, ты. Для начала скажи, как сама-то? Как дочь?
– Если коротко – все отлично.
– А подробнее?
– А подробнее – при встрече. Мы с Никой выезжаем в Москву.
– Ты уверена, что надо брать дочь?
– Абсолютно. Она нужна.
– В смысле?
– Потом объясню. А пока вы вкратце обрисуйте ситуацию.
Глава 25
– Вкратце? – хмыкнул Сергей Львович. – Что ж, попробую. Знаешь, Аннушка, я – болван. Причем, что еще обиднее – старый, опытный болван. Меня, профессионала, обвела вокруг наманикюренного пальчика ушлая девица из Конотопа!
– Откуда? – я невольно хихикнула.
– Из Конотопа. Что смешного-то? Между прочим, на Украине еще и Крыжополь есть, так что название родного Ирининого города звучит вполне цивильно.
– Извините, это нервное. Что же касается болвана – вы не правы.
– Ох, Аннушка, – Левандовский тяжело вздохнул, – давай не будем спорить на эту не очень симпатичную тему. Предваряя твои попытки самобичевания, договоримся так: мы вывернули себе на головы ведро пепла, печально покурили бамбук и закрыли эту тему.
– Хорошо, вывернули-покурили.
– Теперь по сути. И я, и Артур, и Виктор – да все мы, включая Кузнечика, сразу после аварии дежурили
