Ясно, эти стихи — так себе. И потом, непонятно, почему они написаны не ровными строчками, а какими-то ступеньками? Ведь стихи от этого не улучшаются, а читать их гораздо труднее. Симка обиженно задрал свой острый подбородок и сказал, что «теперь все так пишут».
А Славка сказал: «Нет, не все». Он не поленился, сбегал на большой перемене в библиотеку, принес книгу известного поэта и прочитал из неё вслух всему классу:
Ребята, конечно, начали смеяться, но Нинка вступилась за Симку. Она сказала, что все-таки он, Симка Воронов, умеет видеть вещи как-то по-особенному.
И в самом деле, когда в один прекрасный день к «пикапу» привернули оба крыла, выправленные и по крашенные, Симка сказал:
— Ребята, смотрите! Наш «Кузнечик» взмахнул крыльями, скоро он запрыгает. А ведь совсем ещё не давно он был грудой утильного лома. А теперь? Посмотрите только на него!
Крылья варил Игорь Соломин. Сначала ему ни за что не хотели это разрешить. Но он сказал:
— Да вы не бойтесь, Максим Назарович, не прожгу я дырки. Уменьшу подачу газа до предела, присадки дам чуть-чуть — ни одного бугра не получится.
И тут же на куске старого железа Игорь показал, как он все это проделает. Да ещё применил «правую» сварку, при которой, как известно даже Лере и Нинке, есть опасность пережога; зато качество сварки куда выше, потому что хорошо прогревается шов.
— Ты где же это так насобачился? — спросил удивленный механик.
Игорь промолчал. А «Пера сказала гордо:
— Соломин из всех нас самый первый ученик Жансултана Алиева, бригадира монтажников из Энергостроя. Может, слышали?
— Конечно. В газете его портрет был. — Механик поскреб в затылке. — Вот дьявольщина!
А электропроводку всю, от стартера до индукционной катушки, монтировал Славка. Схему он выучил наизусть:
— На современных автомобилях с четырехтактным бензиновым двигателем существует два порядка зажигания, в зависимости от расположения кулачков на распределительном валу…
— А мы с Нинкой заштопали обивку на сиденьях и в кабине, — перебила его «Пера. — Это тоже порядок!
Симка помог Николаю Курочкину собирать рулевую трапецию и все время важничал перед ребятами:
— Знаете, поперечная тяга, шаровые соединения! Чуть-чуть зазор — и, пожалуйста, авария. Это самое ответственное дело!
А Клим красил. Самозабвенно, с упоением! Никогда ещё в его распоряжении не было столько краски. Свинцовый сурик! Он пылает огнем: не кисть, а прямо факел. Подумаешь, рулевая трапеция — ответственное дело! А покрасить снизу днище кузова — разве не ответственное? Если плохо покрасишь, все заржавеет. Надо получше окунать в огненный сурик кисть. А когда её вытаскиваешь, она как голова с рыжими волосами.
Клим ожесточенно тычет ею в закоулки под облицовкой радиатора: «Вот тебе, вот тебе! Будешь знать, как перебегать улицу…» Правда, не очень-то легко было лежать скрючившись под машиной, — ломит шею, ноют плечи, затекают руки. «Но как ни тяжело он дышал, с трудом разгибая спину, улыбка презрения не оставляла его лица…»
Говорят, что труд приносит радость. Пожалуй, теперь с этим можно согласиться: очень уж радостно смотреть на чистый, сверкающий глазами-фарами «Кузнечик». Ведь он, можно сказать, оживлен руками форпостовцев. Им уже мало орудовать инструментом; им уже хочется поскорее повернуть направо ключик зажигания, отпустить рычаг тормоза, взяться за руль и повести по городским улицам автомашину — самую красивую, самую лучшую… Потому что она отремонтирована своими собственными руками. Как же не хотеть прокатиться на ней?
— Да я вас, ребята, буду катать все свободное время, — говорит Николай Курочкин и смотрит на «пикап», на пионеров совсем уж телячьими глазами.
На задний двор гаража приходит старший техник-лейтенант Щепкин и с ним Инна Андреевна — «принимать работу».
Инна Андреевна волнуется — это сразу видно. Но ребята только весело переглядываются. Пусть Сергей Павлович, сколько ему угодно, качает рулевые тяги, заглядывает под капот, измеряет давление в шинах, пробует тормоза — придраться не к чему.
— Отличная работа, — говорит наконец Щепкин. — Да на такой машине в любую дорогу не страшно отправиться.
Инна Андреевна прямо-таки краснеет от удовольствия, а ребята берутся за руки и исполняют вокруг «пикапа» победный танец, да ещё напевают при этом песенку, которую тут же сочинил Симка:
Но тут, откуда ни возьмись, появляется невоспитанный, бестактный механик гаража и сердито приказывает Николаю Курочкину:
— Хватит тебе, наседкин сын, валандаться здесь. Ты назначен на новую машину. Иди, дурень, принимай самосвал.
Как! Николай Курочкин больше не будет ездить на «Кузнечике»? А кто же?..
— Да никто. Этот ваш дохлый «Кузнечик» уже отпрыгал сверх всех положенных сроков. Мы решили: списать его — и крышка! Благо, автоинспекция не возражает.
Что? Списать «Кузнечик»? Такую машину! Самую лучшую, самую красивую?.. Столько дней, столько материалов, краски, столько ссадин на руках — и вдруг списать!..
— Да, списать! — заорал во всю глотку главный механик. — А иначе как же её передать вашей школе, вам, подлецы?.. — Тут он посмотрел на учительницу, поперхнулся и добавил смущенно и тоном ниже: — Извиняюсь, конечно…
* * *
Часто мы сталкиваемся с простыми понятиями, которых, в общем-то, не понимаем. Или, может, понимаем, но как-то боком, как выразилась Лера. А Славка сказал ей, что такие рассуждения относятся к области философии, и тут обязательно запутаешься.
Действительно, все это сложно и в то же время просто. Ну кто, например, не читал в книжках, не слыхал по радио или от учителей от папы с мамой, что жизнь требует непрерывного труда? Кажется, все ясно, все понимаешь, но опять-таки как-то боком. Старший Лерин брат Федя говорит, что это «прописная истина и риторика в голом виде». Федя — студент высшего художественного училища. Он носит бороду, а за плечами — хлорвиниловый мешок, который почти всегда пустой, потому что, по существу, Феде в нем носить нечего. Зачем он таскает пустой мешок, Лера не может понять. Так же как не понимает, почему Федя называет себя Фредом, а пьет «только черный кофе и только без сахара», — ведь это невкусно, бурда какая-то! А мама, которая, с одной стороны, говорит Лере, что жизнь это непрерывный труд, с другой стороны, позволяет Феде валяться в постели до двенадцати утра и пропускать лекции. Нинка Логинова уверяет, что такого — с колючей бородой и кофеем без сахара — тоже мне жизнь! — она никогда бы не полюбила. Пусть только Симка попробует отпустить себе хотя бы усы!
А Игорь сказал Лере про её Фреда, который спит до обеда:
— Ему легко болтать про «голую риторику». А вот попробовал бы он повозиться с «Кузнечиком», позаботиться о нем!
И впрямь с «Кузнечиком» хлопот полон рот.
Разве можно спокойно сидеть за партой или нормально сдавать экзамены, когда знаешь, что на школьном дворе бедный «Кузнечик» мокнет под дождем или жарится на солнце? Или ещё, чего доброго, младшеклассники поцарапают краску и выпустят воздух из камер! Значит, нужен гараж. Опять работа!
Ну хорошо, директор школы написал письмо в мастерские Энергостроя — и железо отпустили. Ну хорошо, Николай Курочкин привез это железо на своем новом самосвале. А строить-то гараж кто будет?
И снова Игорю и Симке пришлось надевать рукавицы и маски сварщиков; остальным ребятам — заниматься планировкой площадки, а Климу — красить. Опять синяки и ушибы, опять грязные руки. Зато — высунься из окна, и увидишь, вот он — гараж! Теперь можно отдыхать и радоваться.
Что? Отдыхать и радоваться? Радоваться — да. А отдыхать — как бы не так! Что же, по-вашему, «Кузнечик» будет стоять, закрытый на замок?
Теперь все ребята, кажется, начали понимать, что такое «жизнь требует непрерывного труда».
— Какая-то цепная реакция! — сказал Славка. — Опять работа! Надо учиться водить машину. А этому не научишься просто так — в классе или на школьном дворе.
