одного выбрать. Но Катя что-то не торопилась выбирать.
А время шло. Целина в наших краях уже, говоря по существу, перестала быть целиной: электростанцию, баню поставили, школу отгрохали в два этажа; в общем, жизнь вошла в колею. И тут произошло событие, которое, как сказал Лёва, «ознаменовало новую эру, невиданный расцвет в делах совхоза»: Леву и Костю выбрали бригадирами.
Хитрый Егор Фомич знал, кого порекомендовать на эти посты. Тут уж их соперничество обострилось до крайности. Больше того — оно стало кровным делом двух бригад.
— Вымпел! Вымпел за посевную! Неужели мы отдадим его этим, извиняюсь, сопунам? — горячился Лёва.
«Сопунами» он презрительно называл ребят из второй бригады, куда ушел от нас Костя Бондарчук. Бригада у него была сплошь «зеленая» — вчерашние десятиклассники; они хватались за работу горячо, но бестолково. Им, как воздух, нужен был опытный, рассудительный бригадир, такой, как наш Костя. Но мы-то не собирались никому уступать вымпел, а особенно таким молокососам. Это был бы позор. Леля Каретникова, наша главная повариха, так и сказала своему Сашке: «Чистый позор!» — и добавила:
— Лучше тогда домой не являйся. Будешь ночевать в мастерской вместе со своими моторами, которые ты не сумел как следует подготовить.
Леля — хохлушка, и характер у нее соответственный: если что пообещала, не отступится. Другие девчата, правда, менее решительно, но тоже высказались по этому вопросу. Даже тихая Вера, смущаясь, сказала Сереге Красавину:
— Все-таки очень приятно, когда вымпел развевается на машине человека, с которым дружишь.
И только медсестра Катя Куликова не говорила ничего. Она лишь загадочно улыбалась и кокетливо поправляла свои светлые пушистые волосы. Но этого было вполне достаточно, чтобы Костя и Лёва лезли вон из кожи.
Горячие это были дни и тяжелые. В совхозе еще не вспахана была половина площади, мешали дожди. Мы хорошо помнили неудачи прошлого года. Тогда, тоже из-за ненастья, задержался сев. Пшеница созрела поздно, убирали ее до первого снега, много зерна осталось зимовать в степи. Об этом писали в газетах, говорили на всех совещаниях — в райкоме, в совхозе, в бригадах. Отовсюду приезжали озабоченные люди, выясняли, горевали, ругались.
А Лёва, наученный горьким опытом прошлой посевной, буквально надрывался:
— Как только позволит погода, мы должны эквивалентно провести сев! — кричал он,
Вряд ли Лёва знал, что именно обозначает это словечко. Впрочем, в ту весну наш бригадир так и сыпал терминами, эквивалентными понятию скорости, например: «А ну, рви когти!», «Делай короче!», «Чтобы у меня по-быстрому!», «Давай вертухайся!»
И мы «вертухались». А больше всех — сам Лёва. Изобретательность била из него, как закипевшая вода из-под пробки радиатора. К примеру, он предложил механизаторам прицепить к плугам бороны, получились одновременно и пахота, и боронование. Это высвободило несколько тракторов. Фотографию нашего бригадира поместили в областной газете. Между прочим, Лёва сразу же вырезал эту фотографию, наклеил ее на крышку своего портсигара с внутренней стороны и принялся с особым рвением угощать всех папиросами, даже девчат..
Левин рационализаторский почин подхватили наши трактористы; на предпосевном совещании они взяли обязательство: прицепить вместо трех обычных сеялок по четыре. За нами, мол, дело не станет, только бы не подвели шоферы: сумеют ли они оперативно подвозить семена?
Лёва, конечно, полез в бутылку.
— Интересуюсь, кому вы здесь задаете этот банальный вопрос? — крикнул он с места. — За мою бригаду можете не спрашивать, мы-то подвезем. А как сопуны — не знаю.
Костя встал, исподлобья взглянул на Леву.
— Пусть он не треплется — звонок. Машины у нас тоже в порядке, не хуже, чем у него. Тут дело не в шоферах и не в машинах. Посудите сами: возле склада задержки не будет, там зернопогрузчики. А вот когда на поле к сеялкам привезем, надо бы людей для разгрузки семян подбросить, Егор Фомич.
Это была для Кости Бондарчука необыкновенно длинная речь. Мы удивились, захихикали. Но Лёва вдруг шикнул на нас:
— Тихо, пижоны! Бондарчук, оказывается, не окончательный лопух. Скажите, пожалуйста, нащупал узкое место в предстоящей работе.
И Лёва задумался. А вскоре и вовсе ушел с собрания.
Между тем Егор Фомич успокоил Костю, пообещал:
— Приедут комсомольцы с Кубани. Они уже заканчивают сев и собираются к нам на подмогу. Вместе с ними приедут и кубинские парни. Они учились в Советском Союзе на механизаторов, будут проходить у нас производственную практику. Ребята они работящие я думаю, не откажутся между делом подсобить нам в разгрузке семян.
Это была радостная весть. Мы начали готовиться к приему гостей: оборудовали в клубе общежитие, написали на кумаче: «Добро пожаловать, кубинцы и кубанцы!» Девчата спешно шили себе новые одежки.
А Лёва — тот все носился с какими-то чертежами. Он сидел, запершись в мастерской, вместе со своими дружками — мотористом Сашкой Губой и плотником Васькой Ефимовым. Что-то они там колдовали..
Катя Куликова насмешливо спросила:
— Наверно, вы, Лев Григорьевич, конструируете посевную ракету?
На это Лёва ответил неопределенно:
— На гостей надейся, а сам не плошай. — И, с некоторым ехидством посмотрев на Катину новую блузку, добавил — Учтите, Катерина Ильинична, наш совхоз — глубинный. Пока гости до нас доберутся, могут произойти различные абстракции.
И что вы думаете? Лёва как в воду глядел. В канун сева вернулся из района расстроенный Егор Фомич. На двух огромных грузовиках он привез только одного довольно щуплого черноволосого юношу с сигаретой в белых зубах и с гитарой за плечами.
— Это и вся подмога? — спросил Костя.
— Не густо, — сказал Лёва.
— А где же кубинцы и кубанцы? — спросили девчата.
— Расхватали в отстающие хозяйства, — сказал Егор Фомич и поскреб в затылке. — Наш-то совхоз — передовой, будь он неладен. Говорят, сами справитесь. На нашу долю достался всего один товарищ. Вот знакомьтесь. Его зовут Федерико Баррера.
— А что он умеет? — спросил Лёва.
— Он механизатор — тракторист, шофер.
— Это годится, — сказал Костя.
— Алло, камарад! По-русски можешь говорить? — спросил Серега.
— Дружба, мир! — сказал кубинец.
— Всего два слова знает, — вздохнула Катя.
— Зато какие! — сказал Лёва. Он подошел к кубинцу и поднял руки, крепко сцепив пальцы. — Салют, Куба! — Потом ткнул себя в грудь. — Я — Лео Королео. Понимаешь? Будем вместе вкалывать. Бригада променадо.
— Бригада, бригада, — закивал гость и сверкнул белыми зубами.
— Все понимает, — сказал Лёва. — Пойдем, камарад, к нам в общежитие.
— Почему это именно к вам? — спросил басом Костя.
Лёва посмотрел на него сверху вниз своими ласковыми черными глазами.
— А кто у вас, пардон, умеет говорить по-испански? — И, понизив голос, добавил: — Погоди, я тебе покажу, как обзывать передового бригадира звонком. Получишь ты у меня вымпел! — Он сложил три пальца в известную комбинацию. Но тут же, заметив, что Костя нацелился двинуть его под зад ногой, поспешно отступил — Тихо! Только не при иностранце. Авторитето дискредитадо…
В тот день Лёва созвал собрание нашей бригады прямо на полевом стане, где уже стояли готовые к работе сеялки и тракторы, громоздились бочки с горючим, дымила походная кухня. Вспаханная земля
