Солнце может светить вовсю, проникая в широкие окна цехов, где трудятся люди; ветерок — шелестеть листвой, распространяя прохладу… Впрочем, об этом мы прочли уже в начале рассказа. А о награждении Малыша почетным жетоном за отличную службу можно прочитать в очередном приказе начальника управления милиции.
ОШИБКА ДАНИЛОВА
Возвращаясь к себе из кабинета Василия Ивановича, Петя увидел в коридоре кудрявого парня в короткой кожанке. Он стоял, привалившись спиной к стене, хотя рядом была пустая скамейка; в одной руке держал кепку, а другой озабоченно растирал щеку. «Должно быть, это и есть Сенцов. Нервничает», — подумал Петя. Он задержался возле скамейки, достал сигареты и, делая вид, что ищет спички, принялся рассматривать кудрявого. Так… По методу Конан-Дойля следует начинать с лица. Ну, глаза у здешних посетителей в большинстве бывают испуганными или наглыми, а у этого ни то, ни другое—грустные какие- то. Лицо узкое, подбородок угловатый; видно, парень волевой. Тогда чего же он нервничает, трет щеку?.. Обувь — обыкновенные рабочие сапоги. Присохшая грязь. Похоже, что явился из пригорода. Наверное, это Сенцов, он живет в пригороде, ведь Петя направлял повестку в Курортный поселок.
— Вам спички нужны, товарищ младший лейтенант? Вот, возьмите.
— А вы кого ждете?
— Товарища Воробьева.
Петя старался держаться сурово, но это плохо получалось — вот и спички зачем-то взял чужие, хотя свои в кармане. (Сам Петя не курил; и сигареты и спички он держал специально для допрашиваемых: так делают все опытные следователи.) Недовольный собой, он отпер комнату, усадил посетителя, как положено, лицом к свету, достал из ящика тоненькую папку — «дело».
— Что вы все за щеку держитесь, Сенцов?
— Зуб донимает. Вот уже целую неделю.
«Значит, просто зуб, а никакие не нервы. Опять поспешный вывод. Василий Иванович обязательно высмеял бы», — с досадой подумал Петя. А вслух сказал строго:
— Зуб надо удалить.
— Докторша не хочет. Говорит, вылечить можно.
— А вы его лечите водкой?
— Я не пил, товарищ младший лейтенант. Поверьте мне…
Грустные глаза Сенцова открыто смотрели на Петю, и у того вдруг пропала охота действовать по методу Конан-Дойля, тем более, что дело-то ерундовое, никакой загадки, полная ясность.
— Послушайте, товарищ Сенцов… Конечно, мы обязаны рассмотреть ваше заявление, но в деле $7
— Да не пил я, товарищ младший лейтенант! Поверьте мне…
Петя нахмурился:
— Вот и в вашем заявлении написано: «Не пил… Прошу разобраться, помочь мне». А в чем мы должны разбираться, когда уже все ясно? Ну, в чем? Читайте сами.
Сенцов мял кепку и молчал, глядя в раскрытое «дело» своими грустными глазами. Петя немного подумал и сказал:
— Знаете что, не расстраивайтесь. Это к лучшему, что вас вовремя сняли с машины: могли бы сделать аварию — уголовное дело. А так… Ну, поработаете пока что в гараже слесарем. Неприятно, конечно…
— Вот то-то и оно! — Глаза у Сенцова оживились, в них вспыхнул упрямый огонек. — Ведь я комсомолец, перед людьми некрасиво — с машины долой, права отобрали за пьянку. А я не пил.
Петя встал, закрыл папку.
— Так мы ни до чего не договоримся, Сенцов. Нельзя же черное называть белым. Если вы настаиваете, я доложу начальнику, только он наверняка скажет то же самое.
Пока Петя докладывал, стоя навытяжку и прижимая к груди папку (точно так же держал папку с успешно законченным делом следователь Ларцеа в кинофильме «Очная ставка»), Василий Иванович молчал, и по его лицу, даже применяя метод Конан-Дойля, нельзя было ни о чем догадаться: глаза смотрели без всякого выражения, только рот слегка кривился, казалось, начальник вот-вот зевнет.
И действительно, едва Петя успел добросовестно выложить все свои наблюдения и неоспоримые факты, Василий Иванович прикрыл рот ладонью и зевнул:
— Товарищ младший лейтенант, прежде чем поручить вам проверку дела Сенцова, как вы полагаете, прочел я это дело сам?
— Полагаю, что прочли, товарищ подполковник.
— Так. Выходит, что разобраться в «неоспоримых фактах» у меня не хватило собственной смекалки.
Петя молчал. А что говорить?., Сейчас будет выволочка. Он обдернул гимнастерку и опустил руки по швам.
Но выволочки не последовало. Подполковник расстегнул воротник кителя и откинулся на спинку кресла.
— Садись, Петя. Поговорим.
Петя шумно вздохнул, присел на краешек стула, мучительно напряг память, соображая.
— Василий Иваныч… Я чего-то недоучел в деле Сенцова, прохлопал, да?
Подполковник ответил не сразу. Он взял у Пети папку, пошелестел в ней немногими страничками, поглядел в потолок. Петя тоже поглядел, но не увидел там ничего, кроме запыленной люстры.
— Понимаешь ли… Если, как говорится, посмотреть с точки зрения формальной, ты прав. Да и нам проще: дело ясное, никакой возни, все законно. Но вот заявление этого Сенцова: «Не пил… Поверьте мне, помогите…»— тут что-то есть. Не станет же, в самом деле, хороший парень бросаться комсомольским словом, врать, морочить нам голову. Как ты думаешь?
— Извините, Василий Иванович. А откуда вы знаете, что он хороший парень?
— Очень просто. Я снял трубку и позвонил в Курортный поселок, в гараж, где работает Сенцов. Между прочим, у тебя в комнате тоже есть телефон.
Петя смутился. Теперь-то Василий Иваныч улыбается — но как? Эта улыбка хуже всякой выволочки.
— Эх, дорогой товарищ! Все ты разглядел в Сенцове — и плохое настроение, и больной зуб, даже присохшую к сапогам грязь. Только не потрудился разузнать, что он за человек, чем живет, чем дышит. Ну, ничего ведь не знаешь!
Петя густо покраснел. Внезапно он вскочил с места, не спросясь, взял папку со стола:
— Разрешите идти, товарищ подполковник?..
Василий Иванович Данилов хорошо знал Петю и многое прощал ему, потому что ценил в нем главное — преданность делу, честность и наблюдательность. Петя мог многое увидеть, но не всегда умел сделать правильные выводы. Ну что ж, это придет. Надо только подтолкнуть его, пустить, как говорится, по следу. И тут уж Петя Воробьев не подведет, в этом Данилов был твердо уверен.
Не ошибся он и на этот раз. Сутки спустя, когда младший лейтенант вновь явился для доклада, по его взволнованному курносому лицу не трудно было догадаться, что есть интересные новости.
— Неоспоримые факты, товарищ подполковник! Все бы хорошо, да вот одного звена не хватает…
— Какого же, Петя? Да ты садись, садись. Мне сегодня твой портрет нравится — посвежел, загорел. Будто с курорта.
— А я и был в Курортном поселке. На велосипеде. Снял форму, оделся полегче и махнул. Ох, и весна же там, Василий Иваныч, красота! Озера, песок, дачи в ельнике. Индивидуальные владельцы вовсю отстраиваются, долбят, как дятлы, заколачивают гвозди в новые доски; а доски эти снежной горой лежат, и
