с ходу не усвоится, поделюсь самым практичным. Начну с простого.
ПРАВИЛА ХОРОШЕГО ТОНА
1. Как не погибнуть в автомобильной катастрофе
Боимся смерти, боимся, проказники. Раньше не хочется, да и вообще нежелательно, хотя понимаем, что не отвертеться. Для одних встреча с покойником — примета к долгой жизни, для других — приступ вегето-сосудистой дистонии.
Едем в машине, глядь, а впереди авария. Вертим башкой, в тайной надежде кровищи побольше разглядеть и возрадоваться, что сами живы-здоровы. Это естественно, но неправильно.
Правильно так: видишь, впереди авария, не поленись про себя попросить: Господи, лишь бы все живы остались.
Поначалу себя к такому великодушию приучать надо, потом в привычку войдет. А как в привычку войдет — беспокойства только у вашей страховой компании могут случиться, вас не коснется. И вам еще один повод для здорового самоуважения и сладкого чувства житейской осмысленности. Как-никак, а принял мистическое участие в благоустройстве бытия.
Почему так? Потому что очевидно. И работает. Можно проверить. Поди поспорь, да? Я же говорю — очевидно.
2. Как привлечь удачу
Мы любим подарки, не всегда и не ото всех, но любим. Это естественно и не грешно, если речь не идет о вымогательстве.
Для получения подарка нужен повод: день рождения, чья-то симпатия, бонус за участие. Бывают исключения, «подарки судьбы». Название не совсем корректное, но именно эти исключения мы и называем удачей. Люди, искушенные в маркетинговой политике книжного рынка, не дадут соврать: брошюрованные инструкции по немедленному стяжанию счастья с прилавка уходят первыми. Что тоже не срамно для покупателя. Кто не хочет быть счастливым? Очевидно — все. Другое дело: инструкции пишут люди, де-юре желающие поделиться своим счастьем, де-факто имеющие коммерческие сборы от продаж вышеупомянутых инструкций, а соответственно, подразумевающие в одном из пунктов своего личного «счастья» тягу к счастью менее удачливого покупателя, который нужного секрета не знает и книг не пишет. Есть в этом что- то негармоничное. Логичнее было бы даром, раз уж все понял, проверил, убедился и поделиться не прочь. Были и такие. Но обычно их почему-то спешили либо умертвить в спешке, либо все за них пересказать своими словами, «свои слова» выложить печатными знаками, а дальше схему вы знаете. Парадокс.
Я делюсь тоже небескорыстно. Но я долг пытаюсь вернуть. Знаю, что не получится, но попробовать стоит.
Все волшебно просто: вам дарят подарок, вы дарителя вслух благодарите, а про себя: спасибо, Господи. И опять же: вначале заставлять себя надо, потом входит в привычку. Вопрос дисциплины. И так со всем: жив остался — врачу вслух, Богу про себя, на чувство взаимностью ответили, не забудьте в небо с благодарностью глаза поднять и т. д. Хорошая погода, вкусный обед, добрый комментарий считаются. Все считается. Как до рефлекса доведете, тут же и попрет. Потому что счастлив благодарный. Благодарный за жизнь в целом благодарен, а счастье жизни подразумевает все остальные виды счастья, включая удачу. Очевидно только так, а не то, что за деньги предлагают — с другого конца заходить, типа: зажмурьтесь и представьте себя с картофельным мешком бриллиантов на феодосийских «золотых песках». Бред, однако, и вред нервной системе. С осмысления материального мира начинать стоит. Беспроигрышный вариант. Тонкие игры человеческого подсознания, с Божьего одобрения разумеется.
3. Как стать желанным
Этот секрет было бы надежней раскрыть в его евангельской интерпретации, но из уважения к частному мнению не просвещенных в христианском богословии читателей и из опасения кощунственных комментариев ограничусь гражданской версией.
Нам нравится нравиться. Представители психически здоровой части аудитории тяготятся возможным неприятием себя другими. Хочется быть желанным в компании, приятно осознавать, что тебя рады видеть, воодушевляет понимание того, что спрашивающего тебя, как дела, действительно это интересует, а он не просто коротает время, пока лифт до нужного этажа не поднялся.
Тут уж совсем все просто — нужно попытаться принять человека таким, каким он является на самом деле, а не таким, каким мы его себе придумали. Когда я сказал «просто», я имел в виду теорию, на практике это неимоверно сложно. Потому что мы разные и, к сожалению, далеко не идеальные — нудные, сопливые, прижимистые, беспокойные, глупые, чванливые и прочая. Но это мы. Других нет. Нужно смириться с этим и попытаться извлечь хоть какую-то радость из этого вынужденного общения. Сама попытка — уже успех. Люди понимают, что любить их, по большому счету, не за что, но также они интуитивно чувствуют вашу готовность попробовать. Это так подкупает. Откуда-то, из бездны сознания, прижатые к илистому дну грузом защитных реакций, наши робкие души застенчиво предлагают: ну если даже так принимаешь, скажи, как надо, и я попытаюсь стать таким, как ты хочешь.
Загвоздка в том, как вычислить: какой человек на самом деле? А и понимать не надо, просто вспомните, что вы родственники, хоть и очень дальние, но родственники. С родственников какой спрос?! Тем более с болезных.
На самом деле нас с вами связывает так много общего, что особых усилий и не потребуется, но это не исключает вышеупомянутой сложности. Опять вопрос практики. На каждого вокруг по вопросу: а мы чай не родственники ли, больно чудной ты? Про себя желательно, чтобы избежать дополнительных искушений. Мы же не идеальны. Месяц внутренней работы, и люди начнут искренне сожалеть, что приходится с вами расставаться.
Ну и конечно: спасибо, Господи, за эти слова (см. №2).
Папа
Любимое стихотворение моего отца
Гейзенберг
Движимый сентиментальным порывом, я посетил дом на Войковской, в котором когда-то жил и из которого ушел на своих ногах умирать в госпиталь мой отец — гвардии полковник Иван Иванович Охлобыстин, человек столь же противоречивый, сколь и героический.
О детстве и юности своего отца я мог бы судить только по его личным воспоминаниям, а ими он со мною не делился. Я был последний сын. Кажется, я раздражал папу, во всяком случае мною он явно тяготился, что никак не меняет моего благоговейного отношения к нему как отцу и личности.
Первое знание о прошлом родителя я получил от среднего брата Николая, который тоже не испытывал ко мне симпатий и даже сумел пробудить во мне ответное чувство — равнодушие.
Итак: в 20-х годах XX столетия, на заре авиации, папа со своим лучшим другом-абхазом хотели стать летчиками, но авиатехника тех времен не вызвала у них доверия, и они отправились в Военно-медицинскую академию им. Кирова (не уверен, что тогда она уже была им. Кирова, но неважно). Академию папа окончил с отличием, прослыл прекрасным хирургом и был командирован в медсанчасть при штабе маршала