вилась наша беседа, безнадежная и извилистая, словно путь в лабиринте. Поворот, чуточку по прямой, еще поворот — и снова тупик. Все аргументы, все доводы, которые обрушивал на нас Прудковский, мы сводили к единому логическому завершению: гномы, Толкиен, Нарготронд. Эти три темы, словно сверкающие наконечники копий, венчали любые наши словесные построения, заточая Прудковского внутри замкнутого, порочного круга.
— Послушайте, вы! — из последних сил пытался объяснить он. — Это игра по книге Гарри Тертлдава, где рассказывается о римском легионе, попавшем в другой мир…
— Это в Средиземье, что ли? — спросил Влад. — Круто, да… Толкиен оставил множество неоконченных книг, но я не знал…
— Да причем тут Толкиен! — взвился Прудковский. — Дело происходит в империи Видесс, где правит…
— Такие подробности нас не интересуют, — осадил его Фери. — Гномам Нарготронда нет дела до императора людей, у нас совсем другой строй: общинно-племенной, с девятью выборными старейшинами…
— В Видессе не живут гномы! — неожиданно заорал Прудковский. — ИХ! ТАМ! НЕТ!
— Мы это и сами знаем! — кивнул Сокол. — В Видессе нет гномов, потому что все гномы живут в Нарготронде. Интересно, правда, где находится эта Видесса, это Кханд или Харад? Ты нам не скажешь?
В конце концов мы Прудковского довели. Он побледнел, как полотно, стиснул зубы и не произнес, а скорее уже прошипел:
— Значит, так! Я вам НАСТОЯТЕЛЬНО НЕ РЕКОМЕНДУЮ ехать на эту игру. Вы меня поняли?!
— Как не понять? — кивнул я. — Но, раз ты не любишь Толкиена, мы тоже не советуем тебе ехать на эту игру! Что ты на это скажешь?
Но Прудковский больше не желал дискутировать с нами. Он был уверен, что мастера на полигоне враз поставят наглых пионеров на место, и не желал попусту тратить на них нервы. Взмахнув посохом, он развернулся и гордо побрел прочь, и вскоре его фигура совершенно потерялась в толпе.
— Ну ты и тупой! — напустился на меня Эйв. — Какой еще «Нарготронд»? А если бы он нас раскусил?
— Позабыл я названия гномьих поселений! — повинился я. — Все больше эльфийские словечки крутятся на языке. Да и какая разница: он синдарин от кхуздула[251] не отличает! А сам туда же: «Не советую вам, пионеры, ехать на эту игру!». Слышали его, братья?
— Поглядим еще, — мрачно пообещал Дурман, — кому из нас туда лучше не ездить! Дайте мне только до полигона добраться!
— Что такое?! — забеспокоился Боря. — Вспомните, мы же играть едем. А вы опять…
Когда двери автобуса открылись, нам в ноздри ударил запах густого разнотравья, а перед глазами раскинулась бескрайняя панорама заросших травою полей. Неторопливо плыли по небу перистые облака, теплый ветер вздымал в море травы убегающие к далеким берегам зеленые волны. Они мчались, словно шеренги невидимых всадников, и исчезали вдали, у самой кромки неподвижно стоящего леса.
Там — в жидкой тени невысоких кустов — протекает мелкий, загаженный пригоняемыми на выпас коровами ручей. По ту сторону ручья местность повышается, метров через двести превращаясь в лесную опушку. Лес здесь по большей части смешанный: елки, березы да осины, между которыми раскинулся подрост из ольхи и грандиозный малинник.
Мы добрались до края леса в кампании Паши Назгула (называемого иначе Паша Оружейник), которого повстречали еще в электричке. Мы приметили его, когда он сидел у окна и пытался расшифровать присланную ему роль, набранную в совершенно неудобочитаемой кодировке. Скорчившись над пестрящей закорючками распечаткой, Паша пытался по известным ему частям дешифровать смысл сообщения.
«KpjxЮМгцхщэшъгюР)ьрёЦхМёъюую ъюыыхъЦштр шуШ Тшфхёё. bhяШшэшьрхьTpjrчрцтъг ш ёююслрхь, iF/юшу№рёЦрЯфгхР) 05.07.2000 эр хкБчютёъюь яюышуюэх. ЬЪП…»
— «Ярјх Ю№ѓцхщэшъѓ» скорее всего значит «Паше Оружейнику», — рассуждал он, — так что двенадцать букв мы уже знаем. Это простейший шифр замены, остается только…
— Бросил бы ты это дело, — посоветовали ему мы. — И выпил бы с нами! Зачем утруждаться, когда на месте тебе и так все объяснят!
— И то, — согласился Паша, откладывая в сторону распечатку. — Наливай!
Так что когда мы подошли к опушке, в головах у нас немного гудело, а ноги готовы были сами по себе пуститься в пляс. Нет, пьяны мы еще не были, но у нас уже появилось настроение озорничать. Так что когда мы приметили стоянку, где расположилось несколько ролевиков (в их числе был и Прудковский, который укатил из Чехова на полчаса раньше нас), мы подошли поближе, скинули рюкзаки и принялись с вызывающим видом распаковывать вещи.
Как мы и предполагали, реакция не заставила себя ждать. Увидав, что возле него располагаются лагерем ряженные в камуфляж «периферийные пионеры», Прудковский словно взбесился:
— Какого черта вы здесь делаете, — заорал он. — Я вам что говорил?
— Здесь будет Нарготронд, — важно объявил я, даже не глядя в его сторону. — Вон тут будет вход, а там — главная дворцовая зала. Эй, ну-ка, подвинься…
— Тут собор Фроса! — пуще прежнего заорал Прудковский, взбешенный тем, что его игнорируют. — Убирайтесь отсюда вон!
Но мы демонстративно не обращали на него никакого внимания, чем в кратчайшие сроки совершенно вывели его из себя. Видя, что нам насрать на его крики и ругань, Прудковский подобрал полы своей рясы и потрусил вдоль края поля в направлении «мастерятника».
— Жаловаться побежал, — удовлетворенно произнес Боря. — Скоро вернется со свитой! А ну, айда превращаться!
Похватав рюкзаки, мы вынули оттуда наши новые костюмы, и через какие-нибудь пять минут «периферийные пионеры» исчезли. Пропали тельняшки и драный камуфляж, нырнули в глубину рюкзаков военные куртки, коротко остриженные головы скрыла мягкая ткань угольно-черных «арафаток». А когда из рюкзаков появились изящные сабли и широкие алые пояса, даже мы сами перестали себя узнавать.
То же самое Прудковский, который вернулся через десять минут, волоча за собой еще четверых: Куковлева, Ульдора, Гэса и того самого Кантора, который как бы принял у нас «хаморскую заявку». Подойдя поближе, Прудковский с недоумением уставился на нас, не в силах проникнуть в суть произошедшей перемены. По его лицу видно было, что он не может решить: те ли перед ним люди? Молчание затянулось, и первым его нарушил Барин.
— Кто из вас мастер? — выйдя вперед, спросил он. — С кем тут можно поговорить?
— Я, — ответил Кантор, недоуменно озирающийся по сторонам. — А это вы… гномы?
— Нет, — удивился Барин. — Мы команда хаморов из Питера! И пристально посмотрев на Кантора, добавил:
— Разве не с вами я разговаривал по телефону? Вы еще на встречу не пришли…
— А… — смутился Кантор. — Я опоздал, потому что…
— Ладно, проехали, — махнул рукой Барин. — Лучше покажите нам, где встать, а с остальными вопросами разберемся потом. Правда, у нас есть к вам одна просьба…
Тут Барин подошел к Кантору вплотную, понизил голос и довольно тихо (впрочем, не так тихо, чтобы не слышал Прудковский) произнес:
— Мы только что с дороги, устали очень, весь день по жаре ехали… Все на нервах! А вон тот парень прохода нам не дает, все бредит каким-то гномами! Он, небось, и вас уже начал напрягать! В Москве прицепился к нам, на вокзале: cначала пиво клянчил, а потом взялся нас пионерами обзывать. Вы бы попросили его прекратить, пока с ним худого не вышло. Можете нам помочь? Надо было видеть лицо Прудковского, когда он это услышал. Здравомыслящий человек на его месте врубился бы, что его развели, но Прудковского, похоже, замкнуло:
