вполне прилично разогнать чугунную створку. Вспрыгнув на неё в последний момент, я прижался к решетке и смотрел прямо в лицо Костяну — пока пробег не кончился и створка на полном ходу не врезалась в кирпичную стену. Костян въехал в ситуацию слишком поздно, только когда почувствовал приближающуюся стену своею спиной. Он еще успел убрать одну руку, но вторая, попавшая между стеной и створкой, сломалась, как спичка.
В нужное время это замечено не было. В тот же день, пьяный в сопли и со сломанной рукой, Костян сумел забраться через форточку в Крейзину квартиру. Нашего друга тогда не было дома, а мы рассчитывали продолжить банкет. Лишь на второй день, глядя на свою скрюченную и почерневшую руку, Костян понял, как обстояли дела.
Случались и честные поединки. За три года до этого Строри во время сессии по фехтованию на школьном дворе пробил мне обрезком заточенной рапиры ребро. Вышло это так.
Был морозный вечер, мы вышли в парк за павильоном Росси и достали снасть — обрезанные на четверть и заточенные напильником клинки. Мы встали в позицию друг напротив друга, и я атаковал первым. Из третьей сабельной я сделал батман влево, сбил Строрин клинок и начал глубокий выпад, целясь по верхнему сектору. Строри в то же самое время прокрутил финт, вернул клинок на горизонталь и уколол — только целился в корпус. Мы столкнулись, как противоположные вектора.
После этой встречи моя заточка осталась у Строри в шарфе — прошла левее, лишь немного зацепив горло. Я же остался лежать на школьном дворе, с удивлением глядя, как вокруг меня по снегу медленно расплывается багровое пятно. Рапира увязла в ребрах, но крови всё равно вытекло приличное количество. У меня кружилась голова, и весь остаток вечера я чувствовал себя скверно.
Полным выражением наших чувств была игра в «камушки». Чтобы сыграть в неё, товарищи вставали в широкий круг, на расстоянии примерно двух-трех метров друг от друга. У каждого было с собой по два камня размерами чуть меньше кулака. Опытные игроки застывали перед началом партии совершенно неподвижно — с камнями, мягко лежащими в опущенных вдоль тела руках.
Игра в «камушки» — стратегическая. Задача в том, чтобы, когда начнется раунд, максимально четко положить оба своих снаряда, уворачиваясь в то же время от брошенных в тебя товарищами камней. Если соберутся хотя бы четверо (а меньшим составом в «камушки» не играют) — на кону уже восемь увесистых пиздюлей, и с каждым участником их общее количество возрастает. Загвоздка здесь вот в чем. Камни можно положить либо до выстрела противника, предупреждая его, либо после него, когда он отстрелялся и стал совсем беззащитен. Предпочтительнее поразить одного из противников, которые ещё не выбили свои цели, но по которым, потратив боезапас, уже отстрелялись другие игроки.
В самом начале даже простой партии на четверых возможны несколько вариантов: противники кидают камни сразу или же выжидают, мечут по одному или по два, выбирают совмещенные или различные цели. Опытные игроки стараются поражать цель в момент наибольшего отвлечения: уклонения от чужого броска, во время замаха, применяют скрытые и обратные броски, броски с разворотом и даже броски назад.
Лично со мной был вот какой случай при игре в «камушки» — тогда играли я, Строри, Кримсон и Барин. Перед игрой принято вести некоторую торговлю, во время которой заключается большое количество лживых союзов, якобы определяющих в будущей партии общие цели и порядок нанесения атак. Каждый вступает в подобные договоренности с каждым, что в игре «в камушки» всемерно поощряется. Это способствует большему накалу страстей, возникающих благодаря применению разнонаправленной дезинформации.
Вот как я определил в тот раз суть будущего союза. Исходя из положения игроков и моих собственных наблюдений, я пришел к следующему выводу: скорее всего, первым меня будет атаковать Барин. Он ударит по мне одним камнем, а второй прибережет — для меня или для кого-нибудь еще. Намерений Строри я не мог предугадать, но успел заметить: он шептался о чем-то с Барином перед самой игрой, искоса поглядывая при этом в сторону Кримсона.
Возможно, подумал я, Строри надеется, что успеет накрыть Кримсона залпом в то самое время, пока Барин швыряет свой камень в мою сторону. Я довел свои наблюдения до сведения Кримсона и заручился его поддержкой. Мы договорились, что Кримсон ударит обоими камнями в сторону Барина, а я должен буду накрыть Строри точно таким же залпом.
Разумеется, один из камней я собирался припасти для самого Кримсона. Я был уверен, что сумею уклониться от брошенного Барином камня и всадить свой булыжник в корпус стоящего неподалеку Строри. Я надеялся, что за это время Кримсон сумеет накрыть Барина своим залпом, и что тогда я положу последний камень уверенно и спокойно в самого Кримсона. Такая стратегия — залог успеха в идеально сыгранных партиях, которых в практике игры в «камушки» приходится примерно одна на сотню. В остальных случаях ты просто надеешься, что не слишком ошибся. В тот раз Барин действительно кинул в меня камень — несильно и напоказ. Но он летел по такой траектории, что мне пришлось пригнуться, пропуская его над собой. Разумеется, я наблюдал в это время за остальными, но заметить крученого броска снизу не смог. Подлый Строри грамотно предупредил мой поклон, его камень попал мне в скулу и на тот момент совершенно лишил меня воли к победе. Выходит, в той партии я ошибся — думал не так и недоглядел за товарищами.
За трое выходных, что мы стояли вместе с прежними обитателями этих мест, их сердце и разум отвратились от мыслей останавливаться здесь в будущем. Постепенно все они перекочевали к озёрам, оставив всё — крепость, Холм и вересковые пустоши — нам. Тогда мы вылезли из леса и первым делом сложили из кучи просохших бревен огромный костёр.
Такие костры — сущее пекло. Раз вспыхнув, они горят по нескольку суток под любым дождём, попросту испаряя над собой воду. Греясь у огня в прозрачных июньских сумерках, мы наблюдали, как в окрестностях Холма творятся всякие подозрительные вещи.
Какие-то люди пробирались под покровом темноты к лесистой возвышенности неподалеку от нашей стоянки. По ночам с того направления был виден мерцающий свет будто бы от множества свечей, а теплый ветер иногда доносил к нам странные звуки, исполненные колдовства. Мы терялись в догадках, пока слухи, пересуды и разговоры не навели нас на суть происходящего.
По этим сплетням выходило, что неподалеку от нашего Холма расположена одна из наиболее почитаемых реликвий того времени и тех мест. Молва помещала рядом с нашим новым домом мифический «Трон Заходского» — артефакт в виде лопнувшего пополам камня, покрытого на изломе вязью загадочных рун. Считалось, что этот камень способен даровать своему обладателювласть над погодой и течением времени, над дорогами, ручьями и тропинками тех мест. Среди практикующих колдовство ролевиков немного было таких, кто бы не слышал о Троне, за обладание им кипели не одна и не две «астральные битвы». Нам надоела эта бессмысленная возня, и мы отправили дозор на поиски священного камня. Но он оказался до времени властно скрыт от нашего пытливого взора. Так могло бы быть и по сию пору — если бы не Слон.
Как-то днём Слону, отправившемуся на пешую прогулку, приспичило срочно посрать. Ему приглянулась одна полянка, посредине которой он заметил развалившийся надвое валун — блеснувший на сколе вязью белесых символов.
— Ага! — подумал Слон. — Сиденьице аккурат под меня!
Взобравшись на валун, Слон уселся на корточки и нагадил прямо в расщелину камня. В этот момент — как он потом рассказывал — солнечный свет как будто сделался ярче, а по древесным кронам пробежала мелкая дрожь. Затем ветер сбросил на землю несколько сухих ветвей — и наваждение сгинуло.
Так было снято древнее заклятие, и эти места стали полностью нашими, а в окрестностях Трона мы устроили нужник. Прошло совсем немного времени, и колдуны, взыскующие силы Трона, совершенно перестали нас беспокоить.
В тот же день мы обступили Майское Дерево и принялись по очереди подрубать его ствол топором, приговаривая при этом: «Срубим, срубим на хуй майское дерево!». А когда дерево упало, мы разрубили его ствол на множество частей и сложили из этих поленьев ритуальное пламя. В оставшийся пень мы заколотили три выгоревших двигателя от ПТУРСов, принесенные с танкового полигона. И когда силлюминовые хвостовики, словно гигантские поганки, выросли над пнем — мы обратились на четыре стороны света и провозгласили это место своим. Это произошло, как только отгремели Иудейские
